Балтийское небо. Николай Чуковский

пиши быстрее. Я для тебя замечательную оказию нашел.

      И Кабанков рассказал, что послезавтра с одного из ленинградских аэродромов отправляется в Молотов транспортный самолет штаба ВВС КБФ за дефицитными частями, а летчик с этого транспортного самолета – старинный приятель Кабанкова и верный человек. Завтра два оружейника со здешнего аэродрома едут на тот аэродром к транспортному самолету и могут передать письмо.

      Возможность доставить письмо с оказией была чрезвычайно важна, потому что с тех пор, как немцы вышли на южный берег Ладожского озера, письма ходили по полтора месяца, а телеграмм частного содержания на ленинградском телеграфе просто не принимали. Но Серов, выслушав Кабанкова, ничего не сказал и писать письмо в тот вечер не садился.

      В конце ночи Лунин проснулся, услышав громкий вздох. Серов, длинный, худой, сидел на койке, свесив босые ноги.

      – Вы что? – спросил Лунин. – Не спится?

      Серов, видимо, больше не мог терпеть.

      – Когда я был у нее, школа еще не уехала, – сказал он. – Школа уехала только через шесть дней.

      Лунин его не понял. Сбивчиво, свистящим от волнения шепотом Серов объяснил. В середине августа он прилетел из Таллина в Петергоф. Из Петергофа его отпустили на несколько часов в Ленинград. Он был у своей знакомой на квартире, и соседка сказала ему, что его знакомая уехала из города вместе со своей школой. А теперь из ответа районо видно, что школа уехала только через шесть дней после того, как он был на той квартире…

      – Ну и что? – спросил Лунин как можно спокойнее. Но и сам понимал, что тут что-то не то. Бедный Серов!

      – Она не хотела меня видеть, – проговорил Серов. – И велела соседке сказать, что уже уехала…

      – Да что ты мелешь! – вдруг злобным голосом крикнул со своей койки Кабанков. – Ты что, знаешь что-нибудь? Ты ни черта не знаешь. Что ж ты врешь на нее?

      Он скинул с себя одеяло и подбежал к Серову. Босой, он казался еще меньше. Маленькое личико его было красно от гнева.

      Чепелкин, разбуженный, зашевелился и непонимающими глазами уставился на Серова. Серов весь осел, поник, губы его побелели. Он беспомощно озирался.

      – Брось молоть! – кричал на него Кабанков, нисколько не сдерживаясь. – Садись сейчас! Пиши! До подъема час остался. Успеешь!

      И Серов, в рубашке, в кальсонах, сутулый и виноватый, покорно пошел к столу. Пока он писал, все молчали. Злобное выражение не сходило с лица Кабанкова.

      Серов писал долго, потом сложил письмо треугольником и надписал адрес.

      – Полевую почту нашу сообщил? – спросил Кабанков.

      – Сообщил.

      – Теперь напишешь второе письмо, – сказал Кабанков. – Слушай. Пиши.

      И он продиктовал Серову письмо директору школы – с просьбой сообщить адрес Марии Сергеевны Андреевой.

      – Это на всякий случай, – объяснил он. – Давай сюда!

      Он взял оба письма и спрятал их к себе под подушку.

      Письма были отправлены в тот же день, и о них больше не говорили. Да и вообще внимание было отвлечено от Серова новым