Испытательный срок. Игорь Ревва

Точно она, как и я сам, повторяет всю ту дребедень, что там Катька кричит.

      Почувствовал тут я что-то. Не могу сказать что, но почувствовал. Словно сила какая в меня вселилась. И уже сам я знаю, какие слова произносить нужно. И уже, кажется, Катя за мной повторяет, а не я за ней. И голос её почему-то кажется мне каким-то ободряющим, что ли? Будто обрадовалась она, что не одной ей тут разбираться со всем этим дерьмом. Хотя наверняка ведь показалось мне это. Не знаю, не успел я разобраться. Потому что меня неожиданно о землю шмякнуло, как будто кто из-под задницы скамейку выбил. И я шлёпнулся. Задницей.

      В башке гудит, перед глазами туман, а она опять исчезла, как тогда… как всегда. Блин! Я же даже имени её не знаю! И стало мне вдруг обидно. Но обидно мне недолго было, потому как на меня сверху хлынуло. Как будто какая-то сука ведро воды надо мной опрокинула. Холодной.

      Я ругаюсь и всё такое. На ноги вскакиваю, протираю глаза…

      …и вижу прямо перед своим носом ствол автомата…

      6. ЭЛЛИНА

      – Кто это был?..

      – Где? Чего? Да убери ты ствол-то, дура! – Мошков неуклюже отмахивался от автомата, которым Эллина едва ли не тыкала ему в лицо.

      – Отвечай! – продребезжала она. – Что это за баба была?

      – Сама ты баба! – немедленно окрысился Мошков. – Дура ты! И сука! Ясно?

      – Пристрелю, тварь! – Эллина передёрнула затвор, и в воздухе мелькнул отброшенный нестреляный патрон.

      Мошков машинально отметил это, – значит, автомат у Эллины уже был заряжен. И это слегка отрезвило его. Он поглядел на Эллину, на Колобка с Катей – со всех них, как и с Мошкова, потоками лилась на землю вода. Все трое дрожали от холода. В глазах Эллины сверкали молнии. Мошков и сам не понимал, чем вызван её гнев. Колобок вообще ни на кого не смотрел, не до того ему было. Слишком уж он перенервничал. Он и сам не мог понять, от чего он больше дрожит – от холода или от перенесённых переживаний. Катя же разглядывала Мошкова с любопытством, словно перед ней сидел неизвестный, но заведомо безопасный зверёк. И видно было, что Катя, как и все остальные, ждала ответа. Которого Мошков дать просто не мог.

      Тогда Мошков завертел головой, нашёл глазами Максима Игнатьева и повернулся к нему.

      – Говори! – потребовал он.

      – Чего? – не понял Максим.

      – Почему промолчал? Видел же эту дрянь в окне! Почему не сказал?

      – Пошёл ты! – рявкнул Максим. – Придурок! Чего ты ко мне цепляешься всё время?

      – Убью! – Мошков кинулся к Максу, но после первого же шага полетел на землю, сбитый с ног ударом Эллины.

      – Встать! – заорала она, пиная Мошкова ногой в бок. – Встать, ублюдок!

      – Да пошла ты! – орал в ответ Мошков, пытаясь подняться, – ноги дрожали, и он никак не мог встать.

      Максим просто стоял над Мошковым, с интересом наблюдая, как тот ворочается на земле. Точно так же – спокойно и с интересом – смотрела на Мошкова и Катя. И во взгляде её было что-то