Испытательный срок. Игорь Ревва

ло означать это загадочное для мня словосочетание. Из условий проекта, мне озвученных, я не вполне понял, почему книжная серия для подростков должна была именоваться именно так. Кроме того, пытаясь показать именно подростков в постапокалиптическом мире я старался быть максимально честным перед читателями. Ведь вы же тоже наверняка не думаете, что в том мире будет царствовать образ «воскресных школ», правда? Так что книга эта, может быть, и планировалась, как подростковая, но я не вполне уверен, что именно таковой она и получилась.

      Ещё я постарался сделать так, чтобы она читалась независимо от остальных книг серии. То есть, чтобы даже у человека, никогда о том проекте не слышавшего, не возникало ощущения «выдранного» из общего сериала текста. Надеюсь, мне это удалось.

      Да, чуть не забыл! Перед этой публикацией я, разумеется, перечитал текст и слегка его пригладил. Так что, перед вами редакция 2018 года.

      Приятного вам чтения!

Игорь Ревва

      Он искал спасения в вечном, неведомом и недоступном простым смертным городе. Там, где скорбное небо тысячелетиями хранит блики лучей утонувшего дневного светила; там, где открывается истина; там, куда бежал он в поисках несуществующей. Там, где познал он: отбившейся от стаи птице не суждено прибиться к другой. Никогда. Смрадное дыхание призраков прошлого преследует и в этом городе – Самат, провинция Багнадоф…

Из блокнота Николая-летописца

      1. ОБЛАВА

      Ну, это уж иначе как лажей просто и не назвать! Или навёл кто-то. Сами судите!.. Копаемся это мы с Гусёнком в развалинах – обоймы собираем, ну и поглядываем ещё, вдруг курьеры эти чего обронили, – а наши все торчат у входа в метро… не помню, как эта станция называется. То ли «Профсоюзная», то ли ещё какая «союзная»…

      Самого-то входа давно уже нет – так, дырка в асфальте, обломки вокруг торчат, арматура, камень. Туннель, наверное, есть ещё, и даже ведёт куда-то. А как бы иначе курьеры сюда попали? Тоже, придурки, нашли место!.. Руины здания полукольцом охватывают этот вход. Здоровенная, видать, домина была, столько обломков – метра на три возвышаются, словно вал. А может, их сюда просто взрывом сдвинуло. Короче, в этих руинах вся наша команда укрыться может. И укрылись типа. Хорошо укрылись, никто и не почуял засады. Потому что курьеры, как вылезли со станции, сразу же по открытому месту пошли. Здесь, с другой стороны от входа в метро, ровненько, битый кирпич.

      Короче, удачно обошлось и всё такое. Почикали мы этих курьеров минуты за три. И барахлишко быстро собрали. Только вот теперь-то чего тянем? Нафиг Косому эти обоймы сдались?! Ползай тут на карачках…

      Короче, наши все на стрёме – понимай так, отдыхают, – а мы с Гусёнком вкалываем. То есть вкалываю-то, конечно, больше я. Типа того что Гусёнок не обоймы высматривает, а за мной следит, чтобы я чего не спёр. Оно и понятно. Гусёнок, он с Косым уже третий год, а я недавно к команде прибился. Да и то сказать – прибился… Прибился, чтобы не прибили, во как! Нормально, да? До сих пор кое-кого из наших с удовольствием бы шлёпнул. Суки потому что. Вот.

      В общем, прыгаю я по камушкам, слежу, чтобы ноги не переломать. А Гусёнок, значит, за мной следит. И по сторонам поглядывает. Юго-Запад – это такое место, что тут по сторонам поглядывать просто необходимо. И вообще ходить с оглядкой надо. А дышать – через раз.

      Наши все – кто где. Самого Косого не видать. Возле метро маячит башка Крысы, да ещё в сторонке – возле самой порушенной колонны – Ворон торчит. Тоже сволочь порядочная, он мне в первый же день зуб выбил, гад. Длинный, сука, как оглобля. У нас в Твери таких иначе и не называют: оглобля оглобля и есть. Не люблю я таких длинных. Они всё норовят на тебя сверху вниз посмотреть. Да не просто так, а с выражением. Типа я большой и сильный, а ты хрень какая-то. Сами они… Длинна палка дерьмо мешать, во!..

      – Ну чё, Прыжок? Всё, что ль?.. – лениво так спрашивает Гусёнок.

      – Вроде всё, – отвечаю. А сам думаю, что даже если и осталось ещё чего – плевать. И так уже пять обойм от «эмки», две от «калаша» и одна ещё от «гюрзы» нашлась. Больше – тяжело будет. К тому же солнце вылезло, тени от камней чёрные совсем сделались. Поди пойми, обойма там валяется или Рваная Клякса притаилась, голодная вдобавок, за руку тяпнет – мало не покажется. Одному из нашей команды – не помню, как его звали, он в первый же день, как я появился, подох как раз – повезло рукой за Кляксу зацепиться. Видел я, чего потом от руки осталось – крохотный поджаренный обрубочек. Ни одна запасная обойма того не стоит, ни одна банка тушёнки. Да и фиолетово мне, в общем-то, есть там ещё чего-нибудь или нет. Барахло курьерское, видать, мы всё подобрали, тот прыткий, что от нас по развалинам рванул, пустым шёл. А обоймы мне тем более по фигу. У меня всего-то – «Пэ-Эм» занюханный. Мой старый «калаш» сейчас как раз у Крысы, отобрал, падла.

      – Всё, говоришь? – прищуривается Гусёнок. – А вот там чего лежит? Во-о-он там! – и стволом тычет куда-то.

      – Чё лежит, чё лежит… – ворчу. – Чё положено, то и лежит…

      – Будешь гундеть, Прыжок, я тебя сверчком прыгать заставлю, – цедит Гусёнок.