Камешек Ерофея Маркова. Павел Северный

так и изладим, – ответила Анфия Егоровна, вспыхнув румянцем от похвалы.

      – Пожалуй, до ужина и прилечь не грешно?

      – Сделайте милость. Та дверь в опочивальню. Мы уж вам ее уступим. Невелика она, зато теплая. Постели давно изложены.

      Капитан направился к двери, но вопрос пришельца заставил остановиться.

      – Сами, ваше благородие, куда направляетесь?

      – В Екатеринбург, по приказу генерала Глинки.

      – Понадобились генералу?

      – Мое дело – укреплять порядок среди рабочих на заводах.

      – Неужли они рушат порядок?

      – Бывает, что и рушат. Смутьяны среди них заводятся, один недавно посмел бежать из верхотурского острога.

      – Не скажите. Из острога убежал? А караул чего глядел? – повысив голос, спрашивал инок.

      – Караул? Нализались браги и проспали, сукины дети.

      – Вот ведь как. Приставлены варнаков караулить, а они ворон ловят. Поди имечко беглого знаете?

      – Не интересовался.

      Возвратился в горницу поручик.

      – Ну что выяснили? – полюбопытствовал капитан.

      – От табачного дыма в бараке действительно туманно.

      – Иконы видны?

      – Никак нет.

      – Приказываю! – Капитан, заложив руки за спину, прошелся по горнице, придвинулся вплотную к поручику: – Приказываю запретить нижним чинам курение табака в жилых помещениях.

      – Слушаюсь! Разрешите выполнить приказание?

      – Не торопитесь. Утро вечера мудренее. Сейчас составьте компанию поспать часок перед ужином.

      – Слушаюсь!

      Офицеры удалились в отведенную им комнату. Инок, напившись чаю, перевернул на блюдце стакан вверх дном.

      В горнице с горящей свечой в руках появилась девушка. Сняв у порога валенки, поставила свечу на стол и начала собирать посуду.

      Анфия Егоровна обратилась к мужу:

      – Пора, кажись, Фодя, в баню идти.

      – Пора так пора. Пойдем, отец.

      – Только ты не вздумай, отче, в баню в лаптях идти. Муж тебе валенки даст. Слышишь, чего говорю, Фодя?

      – Слышу. Без твоего наказа обул бы гостя…

      Хозяин и пришелец, прихватив медные тазы и веники, вышли из избы в темноту крытого двора. Тускло горели три фонаря на подворье, едва освещая закуржавевших от инея лошадей, с хрустом жующих овес и сено.

      К людям подбежали лохматые псы, деловито обнюхали валенки монаха и, учуяв знакомый запах, повиливая хвостами, проводили до огорода.

      Хозяин первым ступил в предбанник и зажег сальную свечу. Следом вошел гость, запер дверь на засов, и тогда хозяин кинулся к нему, крепко обнял, шепотом выговаривал:

      – Савватий! Савватушка, дружок! Живой! Дождался тебя!

      – Земной поклон тебе за помощь, Мефодий.

      Разжав объятие, Мефодий усадил Савватия на лавку.

      Ему хотелось сразу обо всем расспросить, но волнение перехватывало голос. Не мог говорить и Савватий.

      Отблески от огонька свечи вспыхивали искрами в их влажных глазах…

      Мефодий Шишкин, по давней привычке не перечить твердому слову супруге, отвел Савватия ночевать