Война с НИЧТО. Эта война начинается в детстве и продолжается всю жизнь. Гайк Октемберян

увозить из этой УЧЕБНОЙ части. И ДЕЛАЛОСЬ это так, чтобы убывавшие не встречались с начавшими прибывать туда. НИКТО случайно услышал как командир их роты, объяснял происходившее: «…чтобы не испортили». Как это «чтобы не испортили»? Чем это можно испортить? Передать что-то из своего опыта?

      Из ленинградского военного ОКРУГА НИКТО попал в душанбинскую бригаду войск противовоздушной обороны. А в Душанбе ОН узнал о том, что куда ЕГО, на какую «точку», отправят ДАЛЬШЕ. «Точкой» оказался ОТДЕЛЬНЫЙ радиолокационный батальон в городе Керки, расположенный на берегу очень широкой реки Амударья. ПЕРВОЕ же утро в этом батальоне оказалось ПРАВИЛЬНЫМ для НИКТО. «Батальон, подъём!!» – прокричал дневальный, но мало кто из тех, кто лежал на кроватях, даже пошевелился. Стало ясно, что там уже так отвоёвывали своё время. Дневальный продолжал выкрикивать команду «подъём» ДВА– три раза в минуту. Кое-кто стал вставать и одеваться под настойчиво ПОВТОРЯВШУЮСЯ команду. И НИКТО решил, что лучше встать и одеться. Потом ОН сел на стул в ожидании того, что будет ДАЛЬШЕ. ОН не собирался ОПЕРЕЖАТЬ событий. Он решил, что лучше будет следовать за теми, кто уже находился в этой части, а НЕ ОПЕРЕЖАТЬ их. «Батальон, выходи строиться!» – стал кричать дневальный. Выходившие из казармы стали скапливаться перед узким дверным проходом, стоя один за одним в одной большой гусенице, которая выходили наружу. И все те четверо прибывших накануне вечером вышли в самом хвосте этой гусеницы, вышли самыми последними и встали в строй. Какой-то лейтенант, дежурный по части, из четырех незнакомых ему лиц вывел из строя троих и объявил, что они не встали по «подъёму». Черноволосого кавказца он решил оставить в покое. А троих он отправил в разные места на уборку в наказание за совершённое ими. НИКТО отправился убирать клуб, который, как оказалось, уже был убран и его не нужно было убирать. Но ОН напрасно понадеялся на то, что назначенное наказание как снимало уже обвинение за то, за что последовало это наказание. И совсем скоро ЕМУ стало ясно, что обвинения там могут изобретаться, что там ВПОЛНЕ могут не только наказывать за что-то ДВАЖДЫ, но и ДЕЛАТЬ это наказание постоянным. Тот лейтенант на очередном построении, на разводе, доложил, что трое не встали по «подъёму», и ни один из майоров и капитанов даже не засомневался в том, что те, кого они ВПЕРВЫЕ увидели, в наглости посмели превзойти остальных в ПЕРВОЕ же утро. Все ДЕЛАЛИ вид, что всё шло ПРАВИЛЬНО. И никто из этих троих даже и не пытался что-то объяснять, как-то оправдываться, потому что им уже стало ясно, что им придётся говорить как на другом языке, и НИЧЕГО не будет услышано, что говорить нужно только на ПРАВИЛЬНОМ языке. Им стало ясно, что их в ПЕРВОЕ же утро в этом батальоне принялись ИЗНИЧТОЖАТЬ.

      В солдатской столовой находилось четыре десятиместных стола. Каждый «призыв» садился ОТДЕЛЬНО за свой стол. Полгода ОТДЕЛЯЛО один «призыв» от другого и ставило как на одну