Кайноzой. Сергей Лукьяненко

Тогда же защитные сооружения только строились, а охраняла мегаполис армия, полиция и добровольцы.

      В те дни поток беженцев, стекающихся к городам (вперемешку с восставшими, которые на них охотились и рефлекторно шли к скоплениям людей), был так велик, что никто со спасёнными не сюсюкал. Никаких психологов, никаких центров реабилитации. Несколько замученных, спящих на ходу врачей, которые в основном проверяли, нет ли на теле спасённых укусов – тогда ещё считали, что укушенный может умереть и превратиться в восставшего.

      Меня осмотрели и покормили – сунули в руки пакет чипсов и банку рыбных консервов. Спросили, служил ли в армии, умею ли стрелять, доводилось ли уже убивать восставших. И отправили к временному штабу: большой военной палатке на парковке у строительного гипермаркета. Почему военные не использовали здания и склады вокруг – не знаю. Наверное, какие-то правила.

      Возле палатки стояли два танка. У одного люки были задраены. У второго открыты. На башне, возле открытого люка, сидел молодой мужчина в военной форме с серовато-синим лицом и ел из миски кашу.

      Я оторопел. Я остановился, глядя на восставшего. Нет, он был какой-то не такой, как остальные. И взгляд был разумный, и вёл он себя как человек. Но цвет кожи… и какой-то общий странный вид… от него будто веяло чем-то нездешним, неправильным.

      – Трупак! – сказал я пробегавшему мимо сержанту. – Трупак же!

      Тогда это слово было в ходу. Сейчас за него банят в социальных сетях, и вообще лучше выматериться, чем такое сказать.

      – Это не трупак, – укоризненно сказал мне сержант. Остановился, утёр пот со лба, достал сигареты. Видимо, рад был возможности поговорить и передохнуть. – Это лейтёха наш, Серёга Ларичев. Ходил с группой на рекогносцировку. Напали трупаки, ребят порвали… Лейтенант как-то отбился, сам в беспамятстве был. Заразился этой дрянью. Но видишь – переболел, пришёл в себя, вышел к нам. Когда организм могучий и воля к жизни велика – никакая зараза тебя не возьмёт.

      – Он трупак, – упрямо сказал я. – Вы не понимаете. Я их видел. От смерти не выздоравливают.

      Сержант вздохнул. Повернулся к сидящему на танке серокожему человеку. Крикнул:

      – Товарищ лейтенант! Что ж вы кашу пустую едите? Может вам тушёнки притащить?

      Лейтенант резко покачал головой. Сказал суховатым безэмоциональным голосом:

      – Спасибо, боец. После того, что видел, меня на тушёнку не тянет.

      И продолжил есть кашу.

      Сержант подмигнул мне. Видимо, отвращение спасшегося лейтенанта к мясу было уже известным фактом.

      – Может он и говорит, – сказал я, глядя на лейтенанта. – И мясо не ест. Только это трупак.

      Я пошёл к штабу, стараясь держать лейтенанта на танке в поле зрения. Не было у меня доверия к этому «переболевшему». Трупак он и есть трупак, я их нутром чую.

      Кваzи-людьми их начали называть только через пару недель. А потом – просто кваzи.

      Я был уверен, что Михаил поведёт меня в какой-то центр кваzи по учёту населения. Или в управление здравоохранения –