Серебряный воздух. Владимир Зенкин

зачем ты дверь запираешь?

      – Не обижайся, Эстрль, – вздохнул Авдий. – Не для того, чтобы ты не вышла. Чтобы к тебе кто не вошёл…случайно.

      – Здесь внутри есть запор. А щеколду любой может открыть.

      – Солдаты не сделают этого. Наоборот, они следят…

      – Тогда зачем?

      – Просто…для порядка. Пусть сенатор сегодня увидит, что всё – как положено.

      – Что положено? – громко спросила она. – Кем?

      – Хорошо, – сдался Авдий. – Если не хочешь – не буду запирать.

      – А ты…не боишься приезда сенатора?

      – Я? Чего бояться. Луций Катон – умный и достойный человек. Он – старший брат моей мамы.

      – Что от меня он хочет?

      – Ясно, что. Познакомиться.

      – А потом?

      – Не знаю. Думаю, он решит это вместе с тобой.

      Глаза Эстрль стали темнеть.

      – А с тобой?

      – Н-ну да, и со мной, конечно.

      – Ты должен находиться рядом. Всегда. Я знаю тебя одного здесь. Я только тебе верю. Пока. Обещаешь быть рядом?

      – Обещаю! – воскликнул Авдий.

      – Когда он явится, наконец, твой сенатор?

      – Уже совсем скоро. Я зашёл – тебя успокоить. Всё хорошо будет. Отдыхай. Я пойду встречать.

      Он затворил дверь. Машинально протянул руку к щеколде. Не тронул её. Заставил себя отвернуться от фургона. Направился к выходу из лагеря.

      Солдаты коротали время кто как. Дневные тренировки, обязательные работы закончились. Кто отдыхал, лёжа в палатках; кто занимался мелкими обиходными делами: подправлял свои доспехи, чинил одежду или обувь, брился, искал что-то в своих вещах. Некоторые играли в кости, многие просто болтали друг с другом, смеялись, отпуская нецеремонные армейские шутки. Всё ждали скорого ужина, лёгкий запах кипящей каши и жареного мяса доносился от кухонных навесов. Там стояли печи для котлов и сковород, вокруг них священнодействовали приготовители ужина от контурбениев. Ими привычно руководил главный повар.

      Авдий дружески кивал своим легионерам, они охотно приветствовали его. Отрывались от своих дел, подтягивались, но не вскакивали в показном подобострастье. Он этого не любил. Он понимал их, они понимали его. Авдий Паулин был хорошим командиром. Его центурия считалась одной из лучших в легионе. Симеон Лей ценил его, несмотря на молодость и не слишком покладистый характер.

      Тридцать лет для центуриона – не много. Но и не так уж мало, чтобы себя проявить.

      Тридцать… и десяток из них он – в походах, вдали от Рима. Лучшие годы жизни. Или – не лучшие?…

      Как всё сложилось с ним?

      Миг вспомненного. Прилетел-улетел…пока Авдий неторопливо шагал от лагеря к пыльному побережью, где маячили в ожиданьи двое солдат.

* * *

      В миге порой отсвечиваются годы.

      Как далёк, как не похож на него – тот бледный худощавый юнец с восточной окраины Рима, где жил плебос среднего достатка, в основном, ремесленники, врачеватели, лавочники-торговцы!..

      Его отец – владелец небольшой, но известной гончарной мастерской: