Куда глаза глядят. Ольга Овчинникова

на тему: «Отчего на Руси мужики спиваются». Юра говорит, что от скуки:

      – Ну, вот, я пошёл, крышу починил. Воду принёс. И скучно. Пошёл к мужикам, напились.

      Очевидным первым вопросом Юра спрашивает:

      – А не страшно ехать-то?

      – А чего бояться-то? – весело отвечаю я. – Медведей, что ли?

      Медведи кажутся мне абстрактным и смешным аргументом. Но Юра вдруг спокойно начинает рассказывать, как недавно его сосед с женой ходили в малинник.

      – Я, говорит, уже ушёл, а жена осталась. И целый час ещё разговаривала якобы со мной. Мол, кусты трещат, она и решила, что это я. Возвращается домой – а я-то дома! Говорю ей: ну, пошли, глянем, с кем ты там разговаривала… – многозначительно заканчивает рассказ Юра и через некоторую паузу добавляет: – С тех пор бабы за малиной больше туда не ходят.

      Медведи? Улыбка стремительно сползает с моего лица.

      МЕДВЕДИ? Ах да, я же в России…

      Прощаюсь. В потрясении, еду дальше, но Юра на машине догоняет меня и кричит в открытое окно, чтобы я следовала за ним. Плохо понимая зачем, еду. Мы приезжаем на Немецкое кладбище.

      Юра не смог отпустить меня, не показав этой местной достопримечательности. Здесь немцами похоронены их солдаты, погибшие в годы Второй Мировой войны. Те имена, что установлены, выбиты на высоких, плоских, вертикально стоящих каменных плитах с обеих сторон.

      Осознаю, что у меня нет к ним ненависти, хотя мой дед прошёл эту войну и был в концлагере, из которого его освободила Красная Армия. Чтобы заключить уже в наш лагерь за то, что он был в плену. Смешанные чувства: глупость какая-то все эти войны.

      После экскурсии снова прощаюсь с Юрой и еду дальше своей дорогой.

      Проезжаю мимо следующей деревни. В крайнем дворе прямо на бельевой верёвке сохнет большая простыня в виде американского флага. Россия – сплошные контрасты.

      Собираюсь выяснить, насколько всё серьёзно с медведями. Догоняю двух мужиков, которые степенно идут по дороге, занимая её левую полосу – оба крепкой комплекции, с бронзовыми от загара спинами. Вокруг них кружат жирные оводы и слепни, но мужики абсолютно не реагируют на них, даже когда те садятся на кожу. Несут в руках флягу с чем-то мутным.

      Навстречу им и мне бежит большой лохматый пёс, который, увидев меня, громко и воинствующе лает. Мужики решают, что он лает на них, и с громким матом вопрошают не хочет ли пёс незамедлительно огрести дюлей? После чего замечают меня, и ситуация разрешается.

      Говорю, что я еду на веле из-под Питера и спрашиваю у них про медведей. Они останавливаются.

      – Да, – лениво говорит первый, поставив на землю флягу, – сидели тут с мужиками у реки. Выпивали. А он прямо по реке плыл. Думали – кабан, а нет – он. Мужики хотели бежать, да так бы ему дорогу-то и пересекли, еле остановил…

      – Да,