У подножия Большого Хингана. Переезд. Возвращение в СССР. Всеволод Федотович Горячкин

²⁶, пули градом били по балке, бабка залегла в мешки с мукой и, наверное, пролежала бы там до конца обстрела, но сердце сына не выдержало и он бросился спасать мать, выскочил на шоссе, схватил лошадей под уздцы и только хотел свести их под укрытие, как его пронзили пули, лошадей он свёл, а сам упал без сознания. Матери Фисы с детьми и бабкой Матрёной помогли уйти другие, а отец Фисы и другие раненые и убитые лежали ещё двое суток без какой-либо помощи, пока шли разборы и выяснения причин такого внезапного нападения. Лишь на вторые сутки противники дали согласие забрать трупы и повозки с убитыми лошадьми. При этом обстреле сильно пострадали семьи Писаревых и Широкова. Над трупами Писаревых поиздевались, вырезали иероглифы на теле, повыкалывали глаза у отца и сына. Лишь матери и младшему сыну удалось спастись. За что была такая месть, так и не выяснили. Семья Широкова была большая, а остался лишь грудной младенец, сохранившийся под телом своей матери, когда его нашли, он был жив и сосал грудь матери, кровь, смешанную с молоком. Еще в живых осталась его сестра, каким-то чудом ехавшая в другой подводе с подружкой.

      Моего тестя пуля прошила по животу и вышла в области грудной клетки и если бы помощь была оказана вовремя, то жизнь можно было спасти, а так, промучившись, он умер на третьи сутки.

      Всех похоронили в братской могиле, на самой вершине Большого Хингана, на одном кладбище с русскими инженерами и рабочими, строившими Хинганский тоннель, протяженностью в три и восемь десятых километров, построенный в 1903-1905годах при строительстве КВЖД.

      Люди все сбились на станции Хинган и боялись двигаться дальше, пока шли похороны и Красный крест оказывал помощь пострадавшим. Всё это случилось 10 мая 1946 года.

      Вот в связи с этим событием и пришла телеграмма, нам с Фисой надо было выезжать на похороны её отца, но мы не успели, так как время ушло, было летнее время и с похоронами тянуть было нельзя. Фиса была уже на четвертом месяце, но нам пришлось ехать. При встрече с матерью и пострадавшими сельчанами, было много слёз, страшный рёв, наводивший ужас и неисправимое горе. Я старался поддержать Фису и её мать. В один из вечеров, я не выдержал и ушёл с Ермолиными в харчевню, где так напились, что не помнили, как уснули в телеге.

      Тоннель охранялся русским отрядом под командованием полковника Попова, позже Попова перевели в качестве начальника станции Силаньжень. Он помог снарядить отряд для сопровождения обоза переселенцев. Нас с Колькой Саламатовым откомандировали съездить до отряда Попова и договориться о точном дне отъезда. Мы уехали и по прибытии в отряд, объяснили, зачем приехали. Попов был в отъезде, тот, кто его замещал, сказал, чтобы обоз выезжал самостоятельно. Мол, они договорились с жителями Ириктэ и они вас не тронут. В отряде мы встретили Сеньку Бакшеева, пообедали с ним, поезда ждать не стали и решили идти прямо через проход тоннеля. Нас проводили и мы тронулись через проход тридцать восьмого километра тоннеля. Тоннель шёл прямо и выход казался с отверстие в 200 мм, мы прошли первый километр,