Любовник леди Чаттерли. Дэвид Герберт Лоуренс

по-моему, путаешь размышление с критикой. Согласен: Сократ положил блистательное начало критическому направлению, но ведь он не только в этом преуспел, – важно произнес Чарльз Мей. Сколько тщеславия и напыщенности прятали закадычные друзья под личиной скромности. Каждое слово рассчитано на публику и вместе с тем сколь смиренно!

      Дьюкс не стал спорить относительно Сократа, а Хаммонд заметил:

      – Совершенно верно – критика и познание далеко не одно и то же.

      – Далеко не одно и то же, – эхом откликнулся Берри, молодой застенчивый смугляк. Он приехал на два дня повидать Дьюкса и остался.

      Присутствующие изумленно воззрились на него, как на Валаамову ослицу[14].

      Дьюкс рассмеялся:

      – Да я вовсе не о познании говорил, а о сознании. Истинное знание приходит к нам посредством всех органов тела: и через желудок, и через половой член, и в том числе через сознание, то бишь мозг. Сознание может лишь анализировать и логически обосновывать, а стоит возвысить мозг над остальными органами, и ему останется только критиковать, то есть выхолостится его основное предназначение. Но и критика исключительно важна! Наш образ жизни нуждается в нелицеприятнейшей критике. И давайте жить разумом, и давайте с радостью глотать горькие пилюли, а с былым ханжеством и притворством покончим. Но помните, пока живете как простой смертный, вы – частичка всего сущего и незримо связаны с ним. А как выбрали жить разумом, так в миг прервалась связь, будто бы отторгли вы себя от ветки, на которой росли. И если, кроме жизни разума, не будет у вас никакой иной, вы завянете, как палое яблоко. Отсюда и вытекает логически: не уйти нам от злобы, это естественно и неизбежно, как не миновать палому яблоку гниения.

      Клиффорд не скрывал недоумения; что за чушь несет приятель?! Конни тоже едва сдерживала смех.

      – Что ж, видно, мы все – палые яблоки, – сердито и не без яда бросил Хаммонд.

      – Впору из нас сидр сделать, – обронил Чарли.

      – А что вы думаете о большевизме? – вдруг спросил смуглый Берри, словно его подвела к вопросу логика разговора.

      – Браво! – воскликнул Чарли. – Так что же вы думаете о большевизме?

      – Ну-ка, ну-ка! Сейчас мы и с большевизмом в два счета разделаемся!

      – Вопрос, прямо скажем, непростой. Тут не до шуток, – покачал головой Хаммонд.

      – По-моему, большевизм – это высшая точка ненависти ко всему, что кажется большевикам буржуазным, – начал Чарли. – Ну, а «буржуазное» – понятие очень и очень расплывчатое. Оно включает в себя и капитализм. Равно и все чувства – проявления «буржуазные»; и нужно создать человека без этих предрассудков. Тогда и сам человек, его личность, его неповторимость – тоже явление буржуазное. К ногтю его! Личное должно уступить место большему, общественному. Так это понимают Советы. Для них даже человеческий организм – проявление буржуазности. Так не лучше ли придумать механическое нутро? Наделать бездушных, противоестественных, разнозначных, но равноценных винтиков и собрать из них свою машину. Каждый человек – винтик.

14

Валаамова ослица – согласно ветхозаветному сказанию, внезапно заговорившая ослица прорицателя Валаама; в переносном смысле – объект крайнего удивления окружающих. (Числа, 22: 28.)