Угличское дело. Денис Викторович Блажиевич

ремешком. Никита хлопнул дверью и правитель потерял свою напускную важность, избавившись от чужих глаз. Раздевал его Никита торжественно по-особому чину. Правитель никогда про то не говорил, но Никита даром что повыше оглобли сам догадался как оно нужно. Закончив, Никита склонил лохматую голову и распахнул низкую дверь прямо в мыльню. Годунов вошел и Никита, не поднимая головы, закрыл дверь. Правитель исчез в мыльне и тотчас все повалилось. Дворовые разлеглись вдоль дорожек, опустели крытые галереи, хотя Вылузгин лично приволок высокую резную стулу литовскому послу. Что же, теперь после Ливонской войны несчастливой, после того как Польша и Литва заедино против царства православного встали унию заключив, не переломимся. «А вот когда жирка нагуляем…– Вылузгин, тяжело дыша, сам уселся на стулу. – Тогда уж… Как в былые времена….Дай то бог, поползут ляхи гонорливые за московской полушкой». Федор Никитич прилег, закинув руки за голову. В белую холстину неба по самую шляпку был вбит желтый солнечный гвоздь. Рядом с Федором расплылся по земле Лупп Колычев.

      – Говорят, у тебя боец новый появился? –спросил Федор Никитич.

      – С украйны. С Орла города привезли. Страшный черкасс.

      – Когда выставишь?

      Лупп Колычев повернулся к Федору Никитичу.

      – Прятать не буду…

      – Я это к чему…– Федор зевнул сладко.– Помост уже сладили…

      Лупп Колычев вздохнул.

      – Эх, Федор Никитич…И чего тебе надо, коли все есть…Неужто сам полезешь?

      – А то…Прятать себя не буду. Расчешу твоего черкашенина…

      – Ой ли…

      – А ты выстави.

      – Это подумать надо. – зараздумывал Лупп Колычев.

      – Боишься?

      – Мне то чего бояться…Не я буду жизнью своей играть. – засмеялся Лупп Колычев прямо в лицо молодому Романову.

      ХХХ

      В мыльне правитель крепко обнял жену. Никита жег березовые дрова понемногу, чтобы жар не был удушливым, таким от которого сердце распухает подушкой. Мария смотрела в глаза мужа, гладила его волосы, наскучившись, шептала негромко.

      – Все на тебя через решетку смотрю. То с послами, то с царем.

      Борис тоже ласкался и шептал в ответ. Словно, боялся, что подслушают, доберутся до его потаенной сердцевины.

      – Молчи, молчи…Дай надышаться.

      – Сокол мой…Украдкой милуемся. Будто от батюшки хоронимся.

      Борис обнял жену за плечи, рассыпал вокруг негромкий смех.

      – Не дай бог. Тестюшка Малюта Скуратов увидал бы такое….Смотри лучше, что аглицкий гость Ченсор царю преподнес.

      Борис поднялся с лавки, в предбаннике из рук Никиты принял тугой сверток и вернулся в парную.

      – И зачем это? Орехи колоть? – спросила Мария , рассматривая изящно сделанную железную вещицу.

      – Орехи?…И в самом деле орехи. Гляди работа какая.

      – Делать немцам нечего. Всяк изгаляются. Взять молоток и тюкнуть….А тут навертели.

      – И нам бы так. Ум отягощать. Характер слоить. Иначе ни себя,