Образ жизни. Яков Тублин

еврей,

      Это особая нация,

      Это – крутой рассол.

      В этом рассоле квасятся

      Столько десятков лет

      Гении, воры, классики —

      Бывшей России цвет.

      Мы, как степные лошади

      С крепкою головой —

      На Тель-Авивской площади, —

      Бруклинской мостовой.

      Слава за нами тянется

      Памятного греха:

      Мы мировые пьяницы

      И мастера стиха.

      Родины горькой отпрыски,

      Бывшей страны народ,

      Словно в бессрочном отпуске,

      Здесь, «за бугром», живёт.

      Сон перед Песахом

      Сон тяжёлый мне голову мнёт.

      Это ж надо такому присниться!

      …В мокрой просеке серая птица

      Всё никак не сорвётся в полёт.

      Перья встрепаны, ноги в крови,

      Переломаны крылья большие.

      Далеко до пределов России,

      Как от чёрного зла до любви.

      Ветер чёрный гуляет в лесу,

      И плывет в небе месяц библейский.

      Профиль птицы такой иудейский…

      Я проснулся в четвёртом часу,

      Голубое окно растворил.

      Лёгкий бриз Средиземного моря

      Долетал из-за ближнего мола

      И в рассветные трубы трубил.

      Но стоял этот сон в голове,

      Как сюжет из шекспировской пьесы.

      …Скоро праздник, подумалось, – Песах.

      Это видно по яркой траве.

      Иудейский верлибр

      Я – воздух на конце огня,

      Я – камень на конце дождя,

      Я – синее на грани красного,

      Я – белое на грани чёрного.

      Я – корень дерева,

      Что тысячи тысяч лет

      Питалось сточными водами

      Чёрно-багрового мегаполиса,

      Дерева тысячи лет

      Дышащего удушливым дымом,

      Высокого дерева

      Весной выстреливающего в небо

      Миллионы миллионов

      Зеленых моих внучат,

      Печально умирающих осенью

      И уносимых жёлтыми ветрами

      В серую пустыню.

      Я – верхний слой живой земли

      Под постаментом чёрного памятника тьмы.

      Я – трава, ломающая железный асфальт.

      Я – ствол пушки,

      Нацеленной чугунным ядром

      В самое сердце добра.

      Я – голубая вода

      Для закалки стали будущего меча,

      Что снесёт с чёрного памятника

      Смрадную голову зла и ненависти.

      Я – острие этого меча.

      Я – крик

      На грани рыдания и песни.

      Я – расстояние

      От родильного крика

      До смертного вздоха.

      Вот поэтому

      Я – синее на грани красного,

      Я – белое на грани чёрного,

      Камень на конце дождя,

      Воздух на острие огня.

      Возле синагоги

      Возле белой синагоги

      Дева смуглая стоит,

      И младенец тихо дремлет

      На её крутом плече.

      Возле белой синагоги

      Я стою – российский жид,

      И войти я не решаюсь

      Под