Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров. Владимир Андреевич Чуринов

мелочей устраивать войны). Так что Гиттемшпицу, несмотря на то, что он уже долгое время был напарником Иоганна, редко доводилось сиживать за хозяйским столом. Нет, нет, сам ван Роттенхерц, изгой и сторонник равноправия, любил своего напарника как брата, просто не готов был с оружием в руках доказывать в каждой таверне, что его слуга имеет право есть как человек. А уж ссориться из-за такой пушистой мелочи как хальст, сотни раз спасавший тебе жизнь, с аристократами и их заведенными веками порядками, Иоганну не позволял инстинкт самосохранения и сам Гиттемшпиц. Потому ворчливого четырехглазика часто можно было встретить на кухнях, слуги, как правило, были демократичней господ. Иногда на кухнях случалось разжиться едой, крепкими напитками и даже изредка приятной компанией. Конечно, так случалось не всегда, – за свою бурную жизнь, еще до встречи с алмарцем, хальст, бывало, переживал тяжелые времена. Его били всем – поварешками, скалками, молотками для мяса, коромыслами, в него метали котлы, тесаки, изредка объедки, один раз даже целую тушу вепря, пытались подвешивать на крюки для мяса, варить заживо, морозить на ледниках. Но хальста все равно неудержимо влекли кухни. Местную, у маркизов де Люмино, он опробовать еще не успел.

      Кухня была неплохая, не очень большая, но просторная, с несколькими чугунными плитами, большим котлом для супа, разделочными столами, печью для хлеба, длинным рядом подвешенных к потолку разномастных ножей и большой, добротной метлой в углу. Тут царил почти образцовый порядок, на подоконнике единственного окна стояли цветы, а в разных стратегических местах были развешаны пучки трав. Ароматы готовки стелились по земле, заставляя предвкушающе трепетать ноздри, а дым и чад поднимался к потолку, наверняка скрывая укрывшихся на старых балках гоблинов.

      Уверенным шагом Гиттемшпиц прошествовал через кухонную дверь и окунулся в привычный мир суеты, предшествующей набиванию живота. Он прихватил с крючка круг чесночной колбасы, отобрал у посудомойки не очень чистую пивную кружку и сложными манипуляциями с ухом заставил поваренка наполнить ее из жбана. И вот, наконец, напарник ван Роттенхерца обратил внимание на предмет своих воздыханий.

      Она стояла, сильная и неподкупная, у разделочной доски, и сосредоточенно рубила морковь, руки с опасной сталью умело скользили над мраморной поверхностью, пот струился по темно-русым волосам, повязанным косынкой, откуда выбивался непослушный локон. Пышная грудь бурно вздымалась, передник на объемной талии был сексуально забрызган кровью и салом. Полная попа, любимого хальстом размера, ритмично покачивалась в такт несложному мотивчику, который насвистывали алые, как хороший бифштекс, губы. Гиттемшпиц почувствовал, что влюбляется.

      – Эй, детка! – обратился помощник ван Роттенхерца, подходя поближе к дивной фемине. – Знаешь, почему многие женщины называют меня трехногим?

      Посудомойки и поварята испарились. Главная кухарка мадам Тильда медленно повернулась. Это была пышная женщина на