Где же Лизонькa?. Алиса Антонова

дороги к просторной площадке перед домом и к навесу для автомобилей справа от дома. Под навесом стояли несколько автомобилей: очень серьезный мерседес, милый купер и старый синий опель, владельцем которого, судя по номеру, был Семен Коробов.

      *

      Я глазела на опель из машины и глазела бы, наверное, еще некоторое время, соображая, что делать дальше, пока Мартин не захныкал, напоминая о себе.

      – Прости, милый! – я вышла из машины, выпустила пса побегать. Все равно устраивать прогулку дома уже не успею. С радостным повизгиванием он помчался осваивать незнакомые места.

      Я подошла ближе к решетке. Свет в доме не горел, хотя сумерки сгущались с каждой минутой, и было совсем не похоже, что его обитатели находятся внутри. «Воскресенье, вечер, нормальные люди ходят в театры, кино, к друзьям, а не шастают по окрестным деревням,» – подумала я.

      Не успела я забыть эту мысль, как внезапно, даже немного испугав меня, вспыхнул свет, осветив дорожку к дому и террасу. Какая-то девушка выскочила из дома и быстрым шагом пошла по направлению ко мне, то есть к калитке ограды. Строгий деловой костюм, белая блуза, наброшенное на плечи пальто – она явно выскочила наспех. Я так откровенно рассматривала дом и машину, что приняла ее спешку на счет моего беспардонного любопытства – видимо, она увидела меня или в окна, или в камере видеонаблюдения и решила поинтересоваться, кто это шастает около дома.

      Я смутилась, развернулась и пошла было к машине, стараясь не спешить, чтобы мои маневры не напоминали бегство, но вдруг девушка окликнула:

      – Женщина, женщина!

      Бедный, бедный гордый русский язык! Пламенные октябрьские революционеры среди множества бед, которые они натворили и которые мы разгребаем до сих пор, а большинство не разгребем никогда, сотворили еще страшное ограбление русского языка, где навсегда исчезли все виды нейтральных обращений. Все сударыни, барышни, госпожи исчезли, утонувшие в революционной борьбе с буржуазными манерами – «А етить твою мать, профессор! Иди выпей с нами!».

      Эта потеря – отрыжка пролетарской культуры – навсегда заставит нас обращаться к друг другу по гендерному признаку или выискивать другие способы обращения к незнакомым. Дорогие мои донны, фрау, панны, синьоры и синьорины… Никогда, никогда нам не приблизиться к вашему очарованию, и останемся мы неведомыми женщинами и мужчинами, по крайней мере, до момента знакомства.

      Я обернулась на отклик, уже готовясь извиняться и оправдываться тем, что любовалась домом, как девушка, опять обратилась ко мне:

      – Вы по объявлению? По устройству на работу? – девушка запыхалась, ей было холодно, она говорила быстро и нетерпеливо.

      – Д-да…. – оторопело кивнула я.

      – Так что же вы не звоните? Заходите, заходите, холодно…

      – Я… я…. Я с собакой!

      – В этом доме живности больше, чем людей, – махнула она рукой. – Давайте и собаку!

      Она