Рарок. Екатерина Быстрицкая

его племя, его родители. Он видел, как папа каждое утро наколдовывает булочки и душистый хлеб с тмином. Как мама куски разных материй одним взмахом руки превращает в прекрасные платья и туники. И он мечтал о том, что однажды и он будет тоже что-нибудь наколдовывать.

      У некоторых его друзей уже начинало что-то получаться. Малыш Углеш, сын Чароока-мёдовара, однажды прямо у него на глазах взял, да и соткал маленький коврик! Коврик получился с прорехами, но это ничего, ведь его дар Ивар войдёт в силу, только когда Углеш станет годуном, то есть подростком.

      А вот Ясинка, дочь Улады-поварихи, однажды во время игры в салки случайно взмахнула рукой, и тут же поднялись все листики земляничных кустиков на поляне. Оказалось, что Ясинка обладала даром Лан – даром собирательства. Такие бруши, как она, запросто могли находить ягоды и грибы. Только по их велению из земли сами собой высовывались целебные корешки, а грибы аккуратно откручивались от грибниц и прыгали в корзинку.

      И только дар Людши никак себя не проявлял. Родители молчали и ничего не хотели сыну про его дар рассказывать, сколько он ни просил. Они всегда находили, на что перевести разговор, придумывали, как отвлечь его. Но все эти уловки мало помогали. Родители его друзей бросали на Людшу косые взгляды, иной раз он слышал, как за его спиной шепчутся. Но стоило обернуться, он натыкался лишь на натянутые вежливые улыбки.

      Однажды Людша, как и полагается двенадцатилетнему годуну, веселился со своими друзьями на поляне.

      – Давайте играть во взрослых! Кто что уже умеет делать? – весёлая девочка с рыжими локонами – всполохами пламени – задорно, щурясь против солнца, смотрела на своих друзей.

      – Я могу большой ковер соткать! – похвастался Углеш, сын Чароока, – только мне бы пряжи подходящей… Кто наколдует?

      – Я могу! – малышка Смеда подпрыгнула на месте.

      Смеда была пряхой. Её дар Либуша проявился буквально на днях, но она говорила о нем так, будто всю жизнь только и делала, что пряла.

      – Шерсть кто обеспечит в таком случае?

      – Я! – тут же откликнулся Мена, – вчера двух овец у пастуха Дубаша остриг, – довольно добавил он…

      Подобных игр у годунков становилось все больше и больше. Теперь каждый день они играли только во «взрослую жизнь». И только Людше это совсем было не по душе. Ведь он вынужден был оставаться в стороне. Он по-прежнему не умел ничего из того, что требовалось его друзьям: ни ткать, ни шить, ни овец стричь… Абсолютно ничего.

      Терпению Людши пришел конец. В самый разгар очередной игры он убежал с поляны. Ему стало стыдно, что только у него одного до сих пор не проявился никакой дар, и он боялся, что товарищи снова станут потешаться над ним.

      – Мама, я не могу так больше! – выпалил он, едва распахнулась дверь в его дом…

      …Ружана опустила руки. Волшебные искорки на кончиках ее пальцев погасли.

      – Сынок, ну, что ты такое говоришь!

      – Мама, если ты не расслышала, я могу повторить! – Людша сжал кулаки, – я не могу так больше! Я не такой, как они, и я это чувствую! Со мной что-то не так!

      – Ну, прекрати, – Ружана подошла к Людше, ласково приобняла его и усадила на стул, – вы опять играли во взрослую жизнь,