Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков

Веры Сергеевны». Потом два выговора под какими-нибудь предлогами и под зад коленом. Таких, как ты, надо вычищать из органов поганой метлой. Если не дура, подашь в отставку сама. Чем скорей, тем лучше. И на развод тоже. Но учти, квартира достанется мне. В качестве отступного. Во избежание большого скандала. С испорченной репутацией тебя никуда не возьмут. Даже в простую ментовку. Так что можешь катиться на все четыре стороны, как я сказал, и забудем, что было. Можешь сваливать прямо сегодня. Кстати и с этой дачи. Фактически она моя и мамина. Мама свои кровные сбережения в неё вложила. Твои-то родители не дали ни копеечки. Можешь забрать свой фис-таш-ко-вый торшер. Слово «фисташковый» он произнёс, кривляясь, в нарочито старушечьей манере, передразнивая тёщу, Верину мать.

      Вера села на постели и обняла Костю за плечи. Та смотрела на Дениса исподлобья, с нескрываемой враждой.

      – Пошёл вон, – сказала Вера утомлённо. Денис даже не присел. Так и стоял, прикрывая портфелем дрожащую ногу, которая выдавала его волнение. – Надоел ты мне.

      – Сама пошла! – крикнул он визгливо. – Сама пошла, ковырялка вонючая! А кобла твоего, – он хихикнул, указав пальцем на Костю, – я задерживаю. Полиция разберётся кто она, документы проверит, регистрацию. Может, она в розыске? Может, по ней тюрьма скучает?

      Козлов полез в портфель за наручниками.

      – Убей его, – тихо сказала Костя и вложила в руку Веры пистолет…

      – Стало быть, вы подтверждаете все свои показания? – спросил Правдин.

      – Подтверждаю, – твёрдо ответила Севастьянова.

      – Вы достали из-под подушки пистолет и выстрелили мужу в лицо. А раньше стрелять приходилось?

      – Нет, то есть, да. В институте, на физподготовке у нас был минимум по стрельбе.

      – Да-да, припоминаю. Значит, с одного выстрела наповал? С короткого расстояния?

      – Наповал, – эхом отозвалась Вера и опустила голову.

      – Тогда прочтите, распишитесь и на сегодня свободны, – сказал он, протягивая женщине листки протокола. Допрос был окончен.

      Веру отвели в камеру. Ей не хотелось ни есть, ни разговаривать. Она односложно ответила на вопросы сокамерниц. Сказала, что всё в порядке, следователь хороший, легла, отвернулась к стене и стала опять вспоминать…

      Выстрел был точный, в голову. Звук его утонул в грохоте ссыпаемого на улице кирпича и зычных выкриках рабочих. Денис упал навзничь. Лица у него не было. Было кровавое месиво. Нос снесло начисто, левый глаз был прикрыт веком, правый застрял в расщелине рта. Из дыры в черепе фонтаном хлестала кровь. Веру чуть не стошнило от вида трупа. Но пришло облегчение. «Дениса больше нет, – подумала она. – Нет, и не будет. Как всё просто. А как же рыбки? Тоже сдохнут? Ведь их некому больше кормить?»

      Эта мысль показалась Вере смешной. Дохлый хозяин и дохлые рыбки. Она начала смеяться, сначала тихо, потом громче, потом стала захлёбываться от смеха. У неё начались спазмы живота и икота. Костя мигнула Ванде, и та остановила истерику, отвесив