Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков

ала. Она всё ещё не могла поверить, что она, Вера Сергеевна Севастьянова, капитан полиции, следователь Отдела экономических преступлений, находится в тюрьме. И не просто в тюрьме, а в карцере, в одиночке. Её волновал не холод, пронизывающий до костей, ни жажда, от которой болел рот, а стыд. Жгучий стыд охватил женщину от макушки до пяток. Как могло это случиться? Как дошла она до жизни такой? Скатилась на самое дно, стала преступницей? Бывшие коллеги, конечно, знают обо всех её «подвигах», тёмных делах, больших и малых, и никогда, никогда больше не подадут ей руки. Мать, когда узнает, умрёт от такого позора, братья, племянники отвернутся. Вере не важно было сейчас, какой срок ей дадут. Пять? Десять? Пятнадцать? Для неё всё было кончено. Жизнь кончена – вот что она понимала с отчётливой ясностью, так какой смысл?..

      Вера завыла волчицей. Потом вскочила с лежанки в своей арестантской робе и стала кидаться на стены. Она билась о камень головой, обдирала кулаки, ломала ногти. Так продолжалось, пока за ней не пришли. Возбуждённую, окровавленную женщину сволокли в медсанчасть и бросили на койку. Укол успокоительного погрузил бывшего следователя Севастьянову в темноту, в тяжёлый продолжительный сон.

      Новое её возвращение в реальный мир был не столь ужасным. Вера проснулась в многоместной, но совершенно пустой больничной палате, с решётками на окнах, на нормальной койке, под серым колючим одеялом. И снова вспомнила, что она в тюрьме. Но сознание того, что она теперь обычная зэчка на сей раз, не показалось ей таким уж невероятным. Лязгнула дверь и надзирательница выкрикнула её фамилию. Вера послушно поднялась и вышла в коридор. В пустой комнатке, где не было ничего, кроме стола и двух стульев, привинченных к полу, её ждала полноватая женщина лет сорока с хвостиком. У неё было мягкое, почти материнское лицо, гладко зачёсанные и собранные в пучок русые волосы и светлые понимающие глаза. Одета она была в скромный серый костюмчик. Под пиджаком виднелось кружевное жабо кофточки. На пальце левой руки у неё было тонкое обручальное колечко, сумка вместительная, но не модная, с торчащим сбоку зонтом. И туфли не модные, с широкими носами. «Обычная серая мышь, – подумала Севастьянова. – Скучная, как любовница, но образцовая мать и хозяйка. Муж и дети накормлены и обстираны, краны не текут. Наверняка хорошо вяжет и шьёт. И прежде чем сделать на машинке стежок, выдёргивает из ткани нитку. Чтоб тютелька в тютельку». Прослужив десять лет в органах, Вера научилась разбираться в людях.

      – Савастьянова Вера Сергеевна? – уточнила посетительница, заглянув в дело.

      – Так точно.

      – А я Виктория Павловна Андреева, ваш адвокат. Вы же просили женщину?

      – Просила, – кивнула Вера, размышляя согласиться ей на эту вот «мышку» или нет. – Ладно, пусть вы, я согласна.

      – Садитесь, – просто сказала адвокат. – Жалобы есть?

      – Нет, – Вера пожала плечами и опустилась на стул. – Хотя… просьба есть. Нельзя сделать бы так, чтоб меня выпустили до суда? По подписке или под залог? Или хоть… под домашний арест?

      – Вряд ли, – покачала головой Андреева. – Пока следствие не окончено. Статьи у вас слишком тяжёлые. Не считая сто пятых, коррупция, мошенничество, ну и сами знаете…

      Вера кивнула:

      – Знаю, лет на двадцать потянет.

      – Будем работать, уклончиво ответила Андреева. – А насчёт залога? Вот если б была причина. Хроническая болезнь, например? Но я смотрела вашу карту. Вы абсолютно здоровы. Тридцать два года, а здоровье, как у восемнадцатилетней.

      – А по психике не выйдет? – спросила Вера.

      – Вы насчёт вчерашнего припадка? Сомневаюсь. Подобные нервные срывы в порядке вещей. У каждой второй, из тех, что сюда попадают. Да вы и сами это знаете, – адвокат подняла на Веру усталые глаза. – Я подала ходатайство, чтоб вас оставили на больничке хотя бы ещё неделю. Дня три подпишут. Так что отдыхайте, набирайтесь сил. Они вам скоро понадобятся. И постарайтесь больше не нарушать распорядок. Иначе…

      – Поняла, – усмехнулась Севастьянова. – Я спросить хочу…

      – Про ваших под… подельниц? – догадалась Андреева. – Левицкая арестована, даёт показания, а Гаврилова в федеральном розыске. – Но её скоро найдут, – заверила она подзащитную, уловив радостный блеск в её глазах, – уже вышли на след.

      «Хрен вы её найдёте, – подумала Вера. – Никогда вы её не найдёте. Она как никто умеет путать следы. И вообще… всех вас вместе взятых в сто раз умнее».

      Адвокатесса ушла, пообещав прийти завтра, а Вера вернулась в палату, поела холодной овсянки, оставленной для неё на тумбочке, выпила подслащённого чаю, легла, отвернулась к стене и стала думать о Косте. Вспомнила их первую встречу. Это было полтора года назад.

      Стоял апрель, простудный, ветреный. Вере надуло флюс, и на службу она пришла в платке. Не снимала его даже в кабинете, хоть пёстрый шёлковый платок нелепо смотрелся на фоне её синей формы с погонами. Но была пятница, начальство с утра укатило на пикник. Как обычно, с чиновниками из городской администрации, банька, девочки. В офисе было пусто. Почти все кабинеты закрыты. Криминалисты нормальные люди. Всем хотелось перед выходными уйти домой сразу после обеда.