Нуониэль. Часть первая. Алексей Николаевич Мутовкин

к черни. Однако, я остаюсь его верным вассалом. Насколько это возможно в моей ситуации.

      – Вы благородный человек, господин Ломпатри. Но скажите, как же господин Мастелид раздобыл все эти дневники и доказательства?

      – Отловил нескольких обиженных бедолаг, которых я наказал. Скорее всего, заплатил им, чтобы те рассказали всё писарю и поставили крестики на бумагах, заместо подписей. А вот дневник с моим почерком он подделал хорошо. И сколько же он дал тому искуснику, который так верно подметил мою манеру письма!

      – Неужели вы ничего не предприняли?

      – Я не успел ничего сделать, – махнул рукой Ломпатри, и кинул на тарелку обглоданную кость рябчика. – Меня назвали Бичом Кормящих. Король пришёл в ярость. Он немедленно лишил меня владений. Прямо в своих палатах во время пиршества он объявил об этом гостям. А на утро назначил ритуал лишения рыцарского достоинства. К счастью, стражи, что вели меня в палаты под арест – в острог меня, как рыцаря, бросить невозможно – оказались честными людьми. Они понимали, что Мастелида раздирает зависть, а разум короля Хорада застилает гнев. Благодаря страже я покинул замок. Ночью из стольного града Анарона меня и след простыл. С того злополучного дня я и скитаюсь по Троецарствию, зарабатывая на хлеб грязной работой и отловом сказочных существ.

      – Много поймали? – спросил рыцарь птицы Сирин.

      – Я побывал в разных королевствах и часто сдавал пойманных мною бедолаг страже. Но ни один из тех стариков или карликов не был сказочным существом. По крайней мере, я ничего сказочного в них не заметил.

      Гвадемальд погрузился в раздумья. Его злоключения в Дербенах были полны страданий и скорби о погибших солдатах, которые уже не вернутся домой к безутешным жёнам и матерям. Но рассказ Ломпатри хоть и являлся историей трагедии одного человека, сейчас казался Гвадемальду гораздо страшней.

      – Подземные твари! – рявкнул Гвадемальд и стукнул кулаком по столу так, что тарелки и кубки разом подпрыгнули. – Провались всё пропадом! Моя провинция кровью истекает, а я сострадаю вам больше, чем своей отчизне! Как же мне гадко от этого; ведь ваши лишения бессмысленны!

      – Прошу прощения за то, что заставил вас переживать именно сейчас, когда у вас так много проблем, – сказал Ломпатри, подымаясь. – Теперь я не вправе задерживаться у вас в гостях: мне самому не по себе от мысли, что я порчу вам настроение.

      – Не смейте уходить! – закричал Гвадемальд и тоже встал. Он расстегнул свой жилет, нащупал на шее толстую золотую цепочку и извлёк из-под одежд крупный медальон, толстый, как котлета, украшенный алыми драгоценными камнями и тонкой росписью.

      – Я рыцарь Троецарствия, – сказал Гвадемальд, подойдя к Ломпатри, – Вы также носите золотой медальон – символ чести, благородства и верности традициям наших земель. Ваш медальон остался при вас несмотря на те трудности, которые вам довелось испытать. Говорят, что благородство не передаётся по наследству. Так вот, я скажу больше: никакой