Фомо. Дмитрий Павлюк

поднялся к слонам. Встав, я подошел к слону, стоявшему ближе всех ко мне, и положил руку на его мощный хобот. Что я мог знать? Что точно было правдой? Я не могу с уверенностью сказать, что все происходящее правда, но, может, это лишь мое сознание не может признать правду? А может, напротив, слишком легко согласится, что это реальность, хотя она не является ею?

      Если я никогда не смогу узнать наверняка, а все мои знания лишь абстракция, есть ли смысл думать об этом? Есть ли смысл достигать знаний, каждое из которых оказывается лишь пустотой?

      В это мгновение, как только мысль пронеслась в моей голове, слон стал медленно разворачиваться. Я отпрянул и заметил, что все слоны разворачиваются, чтобы уйти. Они уходили. Один за другим, медленно перебирая толстыми ступнями, они уходили, приминая шелестящую рыжую траву. Я оглянулся, и увидел, что черный человек ожидает меня.

      Взглянув в последний раз на слонов, удаляющихся в даль, я зашагал в другом направлении к черному человеку.

      Больше часа мы молча шагали по полю, и ничего вокруг. Мы молчали. Я следовал за ним, а он вел меня куда-то, а куда– знал лишь он. Солнца не было, как будто его и не существовало – только пустое пространство над нами.

      – Любое действие дает тебе возможность выжить. Умирает лишь то, что перестает действовать, развиваться. Вселенная действует – потому она бесконечна. Чтобы достичь бесконечности – нужно действовать бесконечно. Если не действуешь ты – действуют другие, и тогда проигрыш неминуем – бездействие одного может породить действие другого.

      Он остановился, повернулся ко мне, и я заметил в его лице перемену. Это была тайная, глубокая тревога, которую ни с чем не спутать.

      – Мы проиграли – Его тон стал металлическим, другим.

      Он отошел в сторону, и я увидел ее. Вдалеке из земли вырастала огромная, тупоконечная геометрическая постройка, от которой по полю медленно расходились темные линии, как корни сорняка, пожирающие краски. Она высилась над землей непреклонная и несгибаемая, как столп, как закон, как неминуемое зло. Это была серая, с кирпичного цвета балконами, подъездами и сотнями окон, несломимая жилая многоэтажка.

      Асфальтированные дороги шли от нее в разные стороны, как зараза, покрывая собой немыслимые площади, на них вырастали фонарные столбы, а позади, еще дальше, за высоткой, раскачиваясь то вверх, то вниз, качались нефтяные вышки.

      – Занятно – вдруг услышал я за собой уже знакомый ленивый голос.

      Оглянувшись, я увидел там, где до этого стоял черный человек, модника в твидовы брюках. Он отсчитал из огромной пачки денег несколько купюр, расправил их и протянул черному человеку, который не колеблясь взял их и сунул в карман. Не взглянув на меня, он пошагал проч, а модник, сунув деньги в карман, со странным озорством смотрел на меня.

      – Это у вас такие представления? – недоверчиво спросил я.

      – Не каждый раз. И не все – двусмысленно ответил он.

      За ним в воздухе зависла тарелка, из которой в рыжую траву спускался трап. Корпус тарелки, увешанный лампами, вращался, а купол оставался неподвижен.

      Черного