Белый рояль, чёрный туман. Ян Бовский

как вы себя чувствуете, что болит? Что пили и сколько? Давно? А ели что-нибудь?

      – Ночью… В баре посидел… Болит всё. Желудок, сердце… А я… – постучал он зубами, – вас… где-то видел? – в заплывших глазах больного сигналящим поплавком промелькнул интерес.

      – Ну… наверное, в овальном зале или в столовой. Я здесь с дочерью.

      Михаил не спеша померил давление – повышенное.

      – Вам противопоказано, – с тревожным чувством произнёс он. – Гипертония в наследственности есть? У дедушки? Тем более! А сейчас, – он посмотрел на наручные часы, было полпятого, – быстро несите кипячёную воду, не меньше двух литров, и тазик, если есть.

      Жена Кречетова отправилась на кухню, принесла чайник.

      – Кипячёная, холодная, – низкий тембр голоса молодой женщины никак не вязался с её хрупкой фигуркой.

      – Курите? – не удержался от вопроса Михаил. Она удивлённо взмахнула махровыми ресницами:

      – А кто сейчас не курит? – и присела на подоконник у открытого окна, с тоскою глядя в белёсое утреннее небо.

      – Промывали когда-нибудь желудок? – спросил врач.

      – Промывал, промывал, – пробурчал больной и сморщился: – Юль, выйди, пожалуйста, мы тут сами разберёмся.

      Юлия, поджав губки и тряхнув чёлкой до бровей, послушно вышла.

      Выпив булькающими глотками воду из чайника, Кречетов вразвалку удалился, зажимая рот рукой. Его не было минут пять. Он вернулся умытый и посвежевший, только бледный, сел на кровать, закутался в одеяло.

      – Стало лучше. Видно, коньяк палёный был… Ведь выпил немного, а чуть коньки не отбросил. Курить хочется зверски! – пострадавший взял с тумбочки измятую пачку сигарет, встряхнул, извлёк единственную оставшуюся и жадно закурил, глубоко втягивая дым. – Тебя как зовут, док? – обратился он неожиданно на «ты», по-свойски, как к старому приятелю. – Михаил? Миша! Добряк ты, Миша, сразу видно. Слушай, надо сделать так, чтобы я сегодня на занятиях был как огурчик. Можешь так сделать?

      – Владислав Александрович!..

      – Влад я! Мы с тобой ровесники или около того. Ну что?

      – Я попробую, а вы… ты, Владислав, мне пока расскажи, что случилось.

      – Что, что! Не нравится ей здесь.

      Михаил не сразу сообразил, что Кречетов говорит о жене.

      – Не нравится кормёжка. Я ей обеды из ресторана привожу, тут городок недалеко. Не нравится, что я преподаю. Вчера топнула ножкой и заявила, что всё надоело, хочет домой, видите ли, ей скучно сидеть одной, пока я дотемна на работе. Всё вспоминает, как провалился на «чайнике» в прошлом году…

      Кречетов затушил недокуренную сигарету в кружке.

      – Где? – не понял Михаил.

      – На «чайнике». Это мы так конкурс Чайковского называем. Ну, я пошёл в бар и со зла коньяку выпил. Достала! Эх, женщина! Мне же надо чем-то заниматься!

      – Там ты играл лучше всех, – не удержался Михаил, чтобы не высказать своих прошлогодних впечатлений. – Это я вам… тебе от души говорю. Я не музыкант, но музыку классическую люблю. Учился когда-то музыке, – Михаил покопался в пакете и