Русь на Мурмане. Наталья Иртенина

короче путь.

      Потом первый ход на море до Соловецкого острова, плавание в сердитую осеннюю непогодь, когда на темной воде уже собиралось ледяное крошево – шуга. Монастырский кормщик, монах из поморского роду, между делом утвердил Федора в его выборе. «Без моря Бога не узнашь». – «Как это?» – «Человеку на море порато страшно. Он перед морем как перед самим Христом на суде. Вся жизнь евойная тут мерится и судится. Вот на-ко скажи, зачем в море ходят?» – «За рыбным промыслом?» – «У нас, у поморцев, присловье: кто в море не хаживал, тот и Богу не маливался. Море молитве учит, веру крепит. Велику тайну открыват. Улов-то уловом, а всё тайна морска тянет, красота Божья. Дородно тут красы-то и николи не докучит».

      Через год после того – постриг, послушанье в скиту. Столетний старец Андроник прикипел к юному иноку, и все что-то искал, высматривал в его очах, заглядывал в душу. О себе рассказывал, что некогда бежал на край земли от людской славы, от княжьей почести, которые монаху – что ярмо на шею. И хотел, как Стефан, взвалить себе на плечи труд просвещения дикого народца, да Господь не дал Стефанова дара.

      – Трудно будет первому, кто подымет это дело… кто потянет лопь из мрака идолобесия.

      – Ты, отче, зачем так смотришь, будто на меня этот тяжкий труд возлагаешь?

      – А сколько ты тут живешь, Феодорит?

      – В скиту – год.

      – И уже по-корельски говоришь, и лопскую речь понимаешь. Дар языков тебе дан, как Стефану. На что, мнишь? И разум у тебя летучий, покою не ведает, ко всему тянется… Помни только: чтобы с диаволом побороться, нужно свою волю под корень отсечь, чтоб супостат не смог через нее тебя ухватить…

      Клейковина тумана висела четвертый день, белыми ночами сменяясь моросью и дождем. Феодорит устроил себе лежку на взгорье по соседству с лахтой, где обосновались свеи. Постелью служил мох, кровлей – нависавший каменный выступ. Он мог спускаться к морю и незаметно подбираться к немецкому стану. Варягов было много – несколько сотен. Днями они носили с каменной осыпи неподалеку большие и малые валуны. Выкладывали из них стену поперек горловины высокого скалистого мыса-наволока, выступившего в море. Инок вслушивался в их речи, улавливал часто звучавшие слова. Научился даже кое-что понимать.

      Но слежка за чужаками вызывала отвращение.

      Вечером хлынул дождь, смыв туман, и скоро прекратился, а ночь выдалась ясная, холодная. Феодорит сидел на камне под открытым небом и смотрел на море, запахнувшись в сермягу. Молитвы мешались с дремой.

      Как появились эти четверо, он не приметил. Обступили его молча. Сон отлетел. Инок озирался, приняв их сперва за свеев. Но это были не воины.

      – Прочь… – Голоса походили на шипение прибрежных волн. – Прочь с нашего острова… Здесь все наше…

      На них была лопская одежда – длинные широкие рубахи-юпы с нашитыми железными кольцами и меховой отделкой, пояса с костяными накладками и пряжками, башмаки-каньги,