Трудный путь к диалогу. протоиерей Александр Мень

и всегда, политические, экономические и социальные проблемы нуждаются в нравственном освещении.

      Когда-то в ночном Петрограде на улице у костра Владимир Маяковский встретил Александра Блока. Блок только что узнал, что у него в Шахматове сожгли дом и библиотеку. Однако поэт, преодолевая себя, произнес заветное слово: «Хорошо!» Маяковский тоже считал, что все это «хорошо». Время, когда ему придется наступать на горло собственной песне, тогда еще не пришло. Лишь потом он поймет, что не так уж все было хорошо, и задумает поэму «Плохо», которую, впрочем, написать не успеет.

      Мы поняли сейчас, какую злую шутку сыграл с людьми гипноз расхожих слов и выражений: «враг народа», «светлое будущее», «завоевания социализма», «диалектика» и т. д. А разве не помогает использование терминов «аборт» или «прерывание беременности» миллионам женщин вытеснять из сознания мысль об убийстве собственных детей?

      Да, называть вещи своими именами, и притом вовремя, – дело далеко не второстепенное. Жаль только, что порой прозрение наступает поздно.

      Рассказывают, что Генрих Ягода перед смертью говорил: «Многих я замучил и погубил. Теперь пришла расплата. Значит, есть Бог». Печально, что задумываться о Боге и правде, законе и справедливости люди начинают чаще всего, лишь когда созданный ими инструмент зла обращается против своих же создателей. И вообще печально, что о важности духовных начал у нас заговорили всерьез лишь перед лицом катастрофы. А пока все сходило с рук, эти начала беспечно и бездумно относили к разряду «ненужных вещей». Впрочем, лучше поздно, чем никогда.

      То, что наш век, который загубил больше жизней, чем любая эпидемия чумы, был наследником XIX столетия, кичившегося своим прогрессом, демократизмом и гуманностью, – отнюдь не парадокс. Когда грянула Вторая мировая, обнаружилось, что слишком многое в прошлом было построено на песке, питалось несбыточными иллюзиями.

      Над этим тогда всерьез задумался немецкий философ, музыкант и врач Альберт Швейцер и сумел поставить диагноз общественной болезни: цивилизация в погоне за благосостоянием незаметно утратила этический фундамент. И Швейцер начал писать книгу, над которой ему пришлось трудиться много лет. «Роковым для нашей культуры, – констатировал он, – является то, что ее материальная сторона развилась намного сильнее, чем духовная». Однако Швейцер хотел не только критически рассмотреть историю этики, но и найти объективное основание нравственности.

      Результат работы оказался несколько неожиданным. Единственным универсальным принципом нравственности Швейцер провозгласил «благоговение перед жизнью». Сам по себе этот принцип прекрасен, однако цели своей Швейцер не достиг. Его этика обоснована не лучше, чем многие из тех этических систем, которые он критиковал.

      Самым ценным в исследовании Швейцера был, мне кажется, вывод, согласно которому природа не может научить человека нравственности. Пусть в мире животных мы и находим зачатки этического поведения (ведь еще Петр Кропоткин, один из