Переломленная судьба. Дун Си

лекцию.

      Поскольку у него был лишь стул и не было парты, ребята прозвали его «мистер Стул». Собственно, если бы даже парта и нашлась, ее все равно некуда было бы поставить. Ван Чанчи всегда носил в рюкзаке картонку, которую на занятиях клал себе на колени, чтобы удобнее было писать. Поскольку картонка лежала под наклоном, а зрение у Ван Чанчи было неважное, то иероглифы в рабочей тетради и на проверочных бланках выходили у него то крупными, то мелкими. Когда он писал, ему каждый раз приходилось сильно наклонять голову, так что за две недели у него вытянулась шея.

      Как-то раз после обеда в аудитории раздался грохот, все обернулись назад и увидели, что из поля зрения исчез «мистер Стул» – скрюченный, он лежал на полу. Четверо ребят подняли Ван Чанчи и отвели в медпункт. Доктор спросил, что его беспокоит, а тот еле выдавил из себя лишь одно слово. Не расслышав, доктор попросил повторить: этим словом оказалось «голод». Врач тотчас поставил ему капельницу. Жидкость, быстро капая, то и дело отсвечивала, продвигаясь вниз по прозрачной трубке.

      Предыдущие несколько недель Ван Чанчи питался лишь жидкой рисовой кашицей, причем только один раз в день. Когда его мучил голод, он просто пил воду из-под крана. Но сколько бы воды он ни пил, это мало помогало. Тогда Ван Чанчи стал разбавлять в воде сахар. На занятие он всегда приносил с собой подслащенную воду собственного приготовления. Раз за разом такой воды ему требовалось все больше, зачастую за одно занятие он выпивал целую бутылку. Чем больше воды он пил, тем чаще ее нужно было выводить, а чем чаще он ее выводил, тем слабее становился его организм. Как будто вместе с мочой из него вымывались все питательные вещества. В самом начале у Ван Чанчи еще была вера в то, что в будущем он станет достойным кандидатом, поэтому все трудности он воспринимал не иначе как испытание на прочность. Несмотря на голод, Ван Чанчи занимался на час дольше, чем остальные ребята. Когда в общежитии гасили свет, он выходил на улицу и устраивался под фонарным столбом. В первую неделю иероглифы в учебниках выглядели как обычно, да и материал усваивался хорошо. Однако, начиная со второй недели иероглифы перед его глазами не только запестрели всеми цветами радуги, но еще и замельтешили в разные стороны. Так что невозможно было не только что-то запомнить, но даже просто разглядеть эти самые иероглифы. Реальность оказалась куда суровее фантазий. Ежедневно Ван Чанчи приходилось бороться с головокружениями, провалами в памяти, зевотой, сонливостью и изнеможением. Чтобы хоть как-то сэкономить свои силы, он отказывался от физкультминуток и зарядок для глаз. На переменах он практически всегда просто сидел с закрытыми глазами. Каждый раз, когда он моргал, ему казалось, что классная доска меняет цвет: будучи только что зеленой, она вдруг становилась красной, это происходило столь же молниеносно, как изменение цвета табло на фондовой бирже. Иногда вся аудитория сияла перед ним золотым светом, а иногда погружалась в кромешную тьму, словно кто-то внезапно вырубал электричество. Поскольку такие отключки с каждым разом происходили все чаще и становились