Пленэрус. Евгений Штиль

да, аллегория такая. Его без конца пинают, а он все прощает и терпит. Удар за ударом… Терпение его иссякает, и он начинает мечтать.

      – Мечтать?!

      – Ну, да. Однажды взять и взорваться. Чтобы как бомба – в мельчайшие лоскутья. Или ударить в самую широкую из орущих харь. Но лучше даже не бить никого, а взмыть над толпой и податься за ближайшим журавлиным клином. Что-то вроде немой сцены: обе команды замирают, словно фигурки на шахматной доске, зрители, умолкнув, смотрят вверх, а он, мяч, значит, уплывает все дальше и дальше…

      У Миши распахивался рот, выкатывались глаза. Это он умел делать в совершенстве, – точно срабатывали неведомые внутричерепные мышцы.

      – Да-а, братец, с такими фантазиями бестселлера тебе точно не нарисовать.

      Миша как в воду глядел. С бестселлерами у Павла не клеилось. То, что получилось издать, в тиражном эквиваленте весило достаточно скромно, а единственная большая рукопись с рабочим названием «Рапсодия» лежала без движения уже лет семь или восемь. Примерно раз в квартал, ощущая совестливый порыв, Павел извлекал ее на свет божий, читал, что-то там перечеркивал, чертыхаясь, исправлял, но как-то быстро при этом уставал. Короткий штурм завершался привычным отступлением к домотканым халтурам. Браться за них было противно, однако за это платили, и он оправдывал себя тем, что испытывал писательский организм на прочность, изменяя любимой литературе с кем ни попадя. Помимо верстки и редакции, порой случалось измышлять слоганы для плакатов, а несколько раз под пиво и радио Павел брался за сочинение песен. Понятно, все делалось в глубокой тайне от литературного сообщества – тем более что некоторые из песен, поменяв авторство и название, сумели прорваться на большую сцену, на цветной экран. За них Павлу было особенно стыдно, и, заслышав знакомые слова, он тут же гасил звук, а в руки брал детектив посмурнее…

      Поймав собственное отражение в стекле, Куржаков поморщился, ладонью тщательно разгладил лоб. Одно движение вверх, два движения вниз. Хопа-дрица! – и годы отступили. На парочку-другую секунд. А далее беззвучная гармонь вновь вернулась к исходным позициям. Ботокс, что ли, сделать? Мир давно преуспел в пластической хирургии. Может, потому и не хмурился, не печалился, что бы там ни вытворяли юркие земляне за окном. Ирак, Сирия, Ливия, Фукусима – кому какое до них дело? Легкая инъекция в озабоченную складку – и заоконный облик вновь изумительно светлел. Ушлая медицина не стояла на месте, лет через тридцать-сорок, обещая превратить людей в вечноулыбчивых андроидов. А то и в особей, напоминающих чипированных муравьев – двуногих и гладколобых, заботливо растаскивающих последние палочки-щепочки с некогда родной планеты.

      Он вновь подошел к компьютру. На экран выскочила иконка-напоминалка: «Сегодня день рождения у Семена Глущенко, поздравьте его!»

      Павел в несколько тюков перешел в нужный контент, рассмотрев фото с задумчивым ликом институтского друга, без улыбки выбил:

      – Привет, Сем! С Днем Ангела тебя, чувак! Написал бы хоть –