Л.П. Берия и ЦК. Два заговора и «рыцарь» Сталина. Петр Балаев

много. Но нигде нет даже намека на присутствие сына Берии.

      Допустим, что тоже секретность и прочая необходимая в той ситуации таинственность.

      Но вот в 1942 году Сирожа летит на Кавказ в свите своего отца. И не просто мандаринов покушать летит, а радистом при генерале Генштаба Штеменко. А генерал Штеменко в 1953 году очень сильно переживал и нервничал, потому что ему предъявили отношения «вась-вась» с Лаврентием Павловичем. И для своего оправдания он написал и отправил 21 июля Н.С. Хрущеву обстоятельное письмо, в котором изложил все факты хоть какого-то соприкосновения с Л.П. Берией.

      Вот что в его письме было про Кавказ в 1942 году: «Впервые я встретился с этим Берия, будь трижды проклято его имя, в 1942 году во время его поездки в Закавказье. Для работы к нему была прикомандирована группа из Генштаба, возглавляемая генерал-лейтенантом Бодиным. В составе этой группы был и я. В Закавказье были около двух месяцев. За этот период все задания по работе я получал от своего непосредственного начальника генерала Бодина. С Берия никаких непосредственных дел не имел. Видел его несколько раз на совещаниях и один раз при выезде для осмотра оборонительных рубежей в район Махачкала, Грозный».

      И все. Сынка опять никто не заметил. Я не думаю, что генерал Штеменко стал бы в той ситуации, в которой он оказался после ареста министра МВД, утаивать факт, что во время войны младший Берия служил у него радистом. Штеменко дураком не был, он понимал, что если хоть о малейшей мелочи, связанной с Берией, он запамятует, то все его оправдания не будут стоит ломаного гроша. Обвинят в том, что факты скрыл.

      А уж не знать, что в соседнем с ним кабинете сидит отстукивает морзянку сын самого Лаврентия Павловича!.. Простите, никогда в это не поверю.

      Тем более сам Серго написал так: «…я попал на Северный Кавказ с группой офицеров Генерального штаба, оказавшись в непосредственном подчинении Сергея Матвеевича Штеменко. Вместе с ним, как начальник радиостанции, участвовал впоследствии во всех операциях, проводившихся в тех местах. И должность, и звание – лейтенант – были более чем скромные, но увидеть тогда довелось немало. Я обеспечивал связь с Закавказским фронтом и Генеральным штабом и благодаря своей должности смог бывать на самых ответственных участках, так как Штеменко был человеком энергичным, предпочитал все видеть собственными глазами».

      Вот как можно было бегать мимо такого геройского начальника радиостанции, спотыкаться о него и в упор не замечать. Да еще фамилия у радиста – Берия!

      Но если уж в письме Штеменко не мог вспомнить о радисте Сироже, то точно вспомнил бы на допросе у следователя. А его ведь и допрашивали, как свидетеля, по делу Берии. Выясняли его отношения с Лаврентием Павловичем и роль Берии в обороне Кавказа, где нарком НКВД, являясь представителем Ставки, занимался чем-то похожим на саботаж обороны. Но и в протоколе допроса нет ни слова о радисте Сироже.

      И не только службой радистом при Штеменко Сирожа похвастался. Он