Пролетарские дворы. Сборник стихотворений. Николай Николаевич Глумов

старого напильника тупого

      Готовлю пролетарский инструмент,

      Чтоб было, если что, добавить к слову.

      * * *

      В раскрытые старые рамы

      В наш сад, что давно уже спал,

      Летел мощный голос с экрана,

      И, в общем-то, всем угождал.

      Но были к нему беспощадны

      Обычной сирени кусты,

      Им было, как местным, досадно

      От мощной его красоты.

      Они-то прошли сквозь февральский

      Мороз и сугробы по грудь

      И с ненавистью пролетарской

      Мечтали сей голос заткнуть.

      Колесо обозрения

      За скуку школьную награда:

      Возможность с другом обозреть

      Пространство городского сада,

      Уже привычное на треть.

      Две шхуны в шутовском бассейне,

      И их вздымающий прилив,

      И сонный дождичек осенний,

      Что так вальяжен и ленив.

      И пёстрый ряд ларьков торговых,

      И блещущие фонари,

      И сеть дорожек бестолковых,

      И лип десятка этак три.

      И пусть всё, в сущности, нелепо,

      Всё скроено из пустяков,

      Но скрежет шестерни свирепый

      Меня лишит спокойных снов.

      И снова вечером в субботу

      (Как время медленно идёт!)

      Я посмотрю, как здесь кого-то

      Отправят в медленный полёт.

      * * *

      Люблю бродить я по бульвару,

      Когда он сумраком объят,

      И слушать песни под гитару

      Слегка подвыпивших ребят.

      Но в бедной юности ни разу

      Я не бродил здесь допоздна,

      Боялся песен тех, как сглазу,

      Боялся сладкого вина.

      Скучал над книгой в уголочке,

      Ложился рано почивать,

      Считал – важней, важней, и точка,

      О смысле жизни размышлять.

      Но жизни смысл мне не открылся,

      И юность сгинула давно,

      И, как в печаль, я погрузился

      В грузино-крепкое вино.

      Теперь брожу я по бульвару,

      Когда он сумраком объят,

      И песни юных под гитару

      Со мной о прошлом говорят.

      * * *

      Моя мать на Свердловском заводе

      На сверлильном пахала станке,

      Я же вышел в начальники вроде,

      Но сорвался и запил в тоске.

      И прогнали меня из начальства,

      И пошёл я тогда на завод,

      И, простив мне былое бахвальство,

      Меня принял рабочий народ.

      И обрёл я народную силу,

      И почуял вкус речи простой,

      И решил всех буржуев в могилу

      Загонять пролетарской рукой.

      И рука моя так накачалась

      На родимом сверлильном станке,

      Что осталась лишь самая малость,

      Чтоб буржуя держать в кулаке.

      * * *

      Грустное небо над грустною улочкой,

      Той, что срывается круто в овраг.

      Дом, что когда-то советской был булочной,

      После шести здесь и холод и мрак.

      Пятый этаж и