Павильон у реки. Константин Абольников

и мне жаль чужие татуированные руки.

      – У вас очень хорошие предплечья, – сказал я официанту, – но вот эта злая рыба на одном, и неясные надписи, – это же увечья.

      Моя очень взрослая спутница выговорила мне в гардеробе, что нельзя общаться с обслугой и не надо личных замечаний.

      – Ты вроде заигрываешь с ним и выглядишь неэтичным геем. Не заговаривайте с обслугой, как указал апостол Павел вам, коринфянам, – мы зашли в туалет.

      – Это в каком месте я коринфянин?

      Она повернула мою голову перед зеркалом:

      – Разумеется, в профиль; ну и ты, к тому же, еще и лжеучитель: коринфяне страдали заблуждениями, которые они не стеснялись проповедовать, причем всем подряд, – она проявляла осведомленность, и в людях, и в древней истории.

      Я повернул ее за голову, так же, в профиль зеркала туалета, некоторое время смотрел в отражение. Потом снял ее руку с ручки туалетной кабинки, дверь которой она рвала в нетерпении:

      – Заколебали вы колебать неколебимое, – это апостол Павел сказал уже вам, евреям.

      …В общем, вся эта история со шрамами на руке – о ней лучше сказать словами знакомого художника, отнесенными к его опыту в чеченской войне:

      – Впечатления любопытные, но осадок остался.

      Я вспомнил вчерашнюю встречу. Движения Сони были осторожны, она брала со стола предметы очень деликатно, как если мы возьмем из рук продавца тонкую немецкую фарфоровую чашечку с двумя синими скрещенными мечами на донце, – в подарок маме.

      Я подумал, что она ведь держит тонкую чашку всю жизнь. А я боюсь ее разбить пока лишь два года…

      Я вспомнил, что, когда в «Чарке» закончилась песня про облака, мы сели за стол, и она осторожно держала мою руку за ладонь, говорила что-то – и забавно, так же осторожно, возвращала ее обратно.

      Я вышел из дому и отправился в клинику.

      В дорогом медицинском центре я разрабатывал руку, которая никак не хотела восстанавливать стопроцентную подвижность во всех положенных ей степенях свободы. Все услуги центра были оплачены страховой компанией, по принципу «шведского стола». Часто администратор, подняв глаза от моей медицинской карты, предлагала мне пройти те или другие процедуры.

      Я поздоровался.

      – Константин, у нас новая программа психологической реабилитации, мы предлагаем людям, пережившим травмирующие события, услуги психотерапевта. У нас сейчас принимает отличная специалистка Лана, Московский медицинский университет, стажировки за рубежом, учеба в Германии, два года отработала в Министерстве чрезвычайных ситуаций.

      Я, как обычно, напутал с расписанием врачей. Ждать физиотерапевта, специалиста, который занимался разминкой поврежденных конечностей, предстояло час. И я зашел к психологу, из кабинета которого выходила вальяжная дама.

      В только что отремонтированном кабинете стоял стол, два стула и кушетка. За столом сидела очень приветливая улыбчивая девушка, симпатичная, чуть лопоухая,