Павильон у реки. Константин Абольников

вернулся за стол, и мы начали говорить, она рассказывала о работе, о детях в ее саду. Она любила путешествовать и была по всей Европе, и в Америке, впрочем, кого этим удивить.

      «А Перу станет моей тридцать третьей страной, – говорила мне красивая бухгалтер за этим же столом, неделей раньше, – до этого я была в…», я просил счет, и девушка переключилась на Карелию, снегоходы и их модели, а потом на горы-пятитысячники в Африке. Она хотела выговориться и уйти. И исчезла, но без моего восторга – ожидаемой награды за ее усилия в пользу контор по продаже легких и опасных приключений.

      Но Соня рассказывала просто, ясно, без изнурительных подробностей, перечислений мест и цен:

      – Я жила в хостеле. Среди бритоголовых англичан, они приехали на футбольный матч, и у самого старого (противный такой, похожий на ящерицу) на пузе был портрет Горбачева, татуировка.

      – Чем он был похож на ящерицу?

      – Да он был вылитая рептилия! Красный такой, лысый, со складками на шее, и у него не мигали глаза.

      – Ты похожа на своих детей.

      – Чем?

      Так чем? Соня была легка. Парой дней позже меня оштрафовали у метро за курение у входа. Я просидел в очереди в полиции два часа, штраф оформляли честно, и опоздал на работу. В офисе меня колотило. Она позвонила, прониклась моими перипетиями и рассказала, как полиция наказала ее за банку коктейля на пляже Лонг-Айленда в Нью-Йорке. Внезапно далекая и другая суть волнующей темы, и интонации голоса, – она умела сразу успокоить.

      Сейчас она доела, мы пили вино. Подъем бокала ей давался легче, хотя я перестал обращать на это внимание. Мы болтали. Она иногда спрашивала у меня разрешения на очевидные вещи.

      – А можно, я пойду и попрошу еще бокал?

      – А ты можешь потом проводить меня до метро?

      – А можно, я сниму жилет? – и она сняла безрукавку, в которой она весь день отработала в детском саду, и осталась в обтягивающей водолазке. Славик не ошибся в размере бюста.

      – Я совсем не читаю, так, кое-что. Я смотрю фильмы на английском языке, я люблю пару кинотеатров. Если хочешь, то можно, мы сходим? Ты же знаешь язык?

      – Вот ты левша, – спросил я, – тебя переучивали в детстве?

      – Нет, не переучивали, детей нельзя переучивать на правую руку, это было признано в стране в 1986 году. А ты? Ты пьешь то с левой, то с правой руки. Ты такой забавный! Ты любишь пояснять жестами, – она показала, – вот ими двумя. Но ты дважды сменил руку для пояснений. Я думала, что я смотрю на тебя, а потом на твое отражение в зеркале, а потом – опять на тебя. Ты в разговоре зеркально меняешь позу!

      – Да знаю я. Я просто амбидекстр, обоерукий. Вот смотри, я напишу и правой, и левой рукой свое имя.

      Я взял ручку и в стотысячный раз блеснул своей особенностью.

      – У тебя совсем разные почерки, разными руками, но иначе не бывает!

      Соня взяла ручку в левую руку и написала на моей визитке, под именем на ней «Константин», и через запятую – слово gentleman.

      Разгул кругом набирал