Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было. Элизабет Лофтус

статистику: каждая третья девушка подвергается насилию до достижения восемнадцати лет.

      – Но эта статистика, – вежливо прерываю я ее, – основывается на широком определении сексуального насилия, которое включает в себя хватание за грудь или ягодицы, прикрытые одеждой, поглаживание по ноге и влажный непрошеный поцелуй, которым тебя на свадебном банкете одаривает какой-нибудь пьяный мужчина.

      – Если вы сомневаетесь в статистике, – повышает голос моя собеседница, – почему бы вам тогда не посетить окружной центр для жертв насилия или приют для женщин, подвергшихся насилию? Эти женщины и дети – не статистика, а реальные люди, и их страдания тоже реальны.

      Я перестала оспаривать статистику.

      – Я не могу описать эту боль, – говорит мне обвиняемая мать. – Если ребенок умирает, ты учишься справляться с горем, но я каждое утро просыпаюсь в этом кошмаре и каждую ночь засыпаю с ним, и, пока я сплю, ничего не меняется.

      – Я думаю, боже мой, неужели это и правда могло случиться? Неужели я сам вытеснил воспоминания об изнасиловании своих детей? – говорит ее муж, терпеливо ожидая своей очереди, чтобы облечь собственную боль в слова. – А потом я думаю: как можно такое забыть, как я мог касаться своих детей, а потом вытеснить все воспоминания об этом? Нет, нет, нет. Я не забывал, потому что этого никогда не было. Этого просто никогда не было.

      Они смотрят на меня с мольбой во взгляде. Вы понимаете? Вы мне верите?

      Одну из самых пронзительных историй рассказала мне тридцатилетняя женщина, которая по иронии судьбы имеет образование психотерапевта. Ее история, возможно, запутаннее большинства других, потому что в детстве она сама стала жертвой сексуального насилия.

      Я многое знаю о виктимизации, потому что сама была жертвой. Когда я училась в начальной школе, я подверглась сексуальным домогательствам. К слову, это были не мои родители. И еще: я никогда об этом не забывала, ни на один день. Но из-за глубокого чувства стыда, как и многие другие жертвы насилия, я молчала об этом больше двадцати лет.

      Затем однажды я рассказала об изнасиловании своей сестре. В конце концов она начала подозревать, что тоже была изнасилована. У нее не было никаких воспоминаний об этом, никаких зацепок, причин, лиц, имен, ни одного ничтожного доказательства. Она и еще одна моя сестра начали обсуждать свои идеи и подозрения. Они отталкивались от идей и чувств друг друга, и со временем начали видеть сны о том, как их насилуют.

      Они обвинили моего дедушку, дядю, а затем и отца. Их заявления становились все более абсурдными и теперь уже затрагивали нашу мать, моего старшего брата, дядьев, теть, двоюродных братьев и сестер, друзей и соседей. Мои родители стояли и смотрели, как их семья рушится, словно карточный домик, и ничего не могли с этим поделать.

      Мой шестилетний племянник, который вот уже больше года ходил на сеансы психотерапии к новому специалисту, потому что предыдущий не смог найти ни единого доказательства сексуального насилия, начал кое-что вспоминать. Он сказал, что моя мать, отец и