Птица и меч. Эми Хармон

можете говорить вообще? – осмелев, поинтересовалась младшая из них.

      Я вновь покачала головой. Это были два вопроса с разными ответами, но они, кажется, поняли, когда я коснулась горла, потому что принялись сочувственно бормотать. Я не сомневалась, что им не терпится обсудить мой недуг – если не со мной, то друг с другом. Дворцовая челядь будет некоторое время перемывать мне косточки, а потом, словно по волшебству, забудет навсегда. Я вечно оказывала на людей такой эффект. Молчание – родной брат невидимости.

      Наконец служанки оставили меня одну и, как им и было приказано, заперли за собой тяжелую дверь. Я отодвинула занавесь из легкого газа, забралась в огромную кровать и свернулась между пушистыми покрывалами. Из головы не шел Буджуни. Я сомневалась, что кто-нибудь взглянет на него дважды – не то что обеспечит едой и местом для отдыха. Но последние мои мысли перед тем, как их заглушил сон, были все-таки не о верном тролле, а о молодом правителе Джеру. Тирас оказался совсем не таким, как я представляла.

* * *

      Три дня я не видела никого, кроме слуг. Меня кормили, купали, одевали в прекрасные наряды. Но со мной никто не заговаривал, даже не смотрел в глаза, и тяжелая деревянная дверь оставалась запертой. Теперь большую часть дня я проводила на огромном балконе, с которого было видно весь город. С такой высоты люди казались крохотными фигурками, вспышками цвета и жизненной энергии – увы, слишком далекими, чтобы до них можно было дотянуться. Конечно, я строила планы побега, но крепость охранялась по периметру, и я сомневалась, что смогу спуститься по гладким стенам. Хотя это не мешало мне напряженно их разглядывать, выискивая мельчайшие зазоры в камнях.

      На третью ночь этого странного заточения я проснулась оттого, что Кель рывком сдернул с меня одеяло и чуть не силой вытащил из кровати. Он выглядел совершенно обезумевшим. Ничего не объясняя, он до посинения сжал свои пальцы у меня на запястье и поволок по пустым коридорам и винтовым лестницам, освещенным канделябрами. Вниз, вниз, вниз – пока перед нами не оказалась огромная кованая дверь, наводящая на самые мрачные мысли о подземельях и пытках. Холодные каменные плиты почти обжигали ступни босых ног, и я с трудом сдерживалась, чтобы не застучать зубами. Тем не менее я из принципа подавила дрожь, когда Кель отпер дверь ключом из тяжелой связки на кольце и втолкнул меня внутрь.

      – Помоги ему, – велел он коротко. – Помоги ему, и я помогу тебе.

      Я в смятении уставилась на Келя, но он больше ничего не сказал – просто захлопнул дверь у меня перед носом. Снова лязгнул ключ в замке. Я зачем-то подергала ручку, лишь убедившись в том, что и так знала, и прислушалась к звуку удаляющихся шагов. Кель ушел недалеко – замер в коридоре в безмолвном отчаянии, которое было для меня таким же громким, как если бы он кричал и с проклятиями колотил стену. Тени в дальнем углу шевельнулись, и я растерялась еще больше.

      – Я же сказал тебе убираться, Кель!

      Я осторожно шагнула вперед. Голос в углу, несомненно, принадлежал королю, но я пока не могла рассмотреть его из-за массивного, привинченного к полу стола,