Полёт попугайчика. Евгения Вадимовна Мелемина

Морана, самого крупного и безжалостного полузащитника футбольной команды, ударило Томми под солнечное сплетение.

      Моран не торопился отступать. Он несколько секунд вдавливал Томми в стену, а когда отошёл, Томми повалился на землю и забился в тщетном желании сделать вдох.

      Ни вдоха, ни выдоха. Томми дёргался на земле, извивался, пытаясь хоть как-то протолкнуть в лёгкие хоть глоток воздуха, но его лёгкие отказывались расправляться.

      Удар, сбивающий с ног огромных парней в полной спортивной защите, пришёлся в ничем не защищённое тело.

      Макгейл засмеялся – это Томми расслышал. Он корчился, бился, пытаясь спасти свою жизнь, и не заметил, как Моран стащил с него джинсы, а Кирк сдёрнул футболку, не заметил, что Алекс исчез, а в узкий проулок снова заглядывает солнце.

      Он хрипел и терял сознание, когда его приподняли и свалили в мусорный бак, словно мешок гнилой картошки.

      Лязгнула крышка, под Томми что-то лопнуло и обдало вонючей жижей, обёртки и пакеты накрыли его с головой, и через долгие секунды наконец-то удалось вдохнуть нестерпимую вонь тухлятины, блевотины и протухших яиц.

      Он долго приходил в себя. Снаружи было тихо – Моран и Макгейл ушли, и всё-таки Томми не мог собраться с силами и вылезти из бака. Его всё ещё трясло, каждый вдох отдавался болью, по затылку катились липкие струйки крови.

      Идти было некуда и незачем. Томми свернулся на разорванных мусорных мешках и попытался сдержать слёзы: стало ещё хуже, снова перехватило дыхание.

      Куда идти в таком виде? Как добраться домой?

      И всё-таки он выбрался, потому что больше не мог терпеть жуткую вонь. Его одежды в переулке не оказалось. Томми ощупал ладонью спину, посмотрел на пальцы – мутная оранжевая жижа. С волос капало. Несколько бутылочных осколков вонзились в предплечье. Томми выдернул их, и полилась кровь.

      Одежда, телефон, книги… где всё это?.. Томми нашёл только куртку. Она валялась смятой в углу за одним из баков.

      Надеть её и побрести домой в трусах? Измазанным дерьмом?

      Лучше бы Моран насрал мне в рот, в отчаянии подумал Томми. Так хоть можно было проглотить, и хрен кто заметит…

      Наконец-то полились слёзы – злые, отчаянные слёзы. Томми побрёл к бакам, откинул крышку и заглянул внутрь. Они наверняка выбросили все его вещи сюда. Не ходить же с ними по городу.

      Он вытащил один пакет, потом второй, потом ещё три и уже забыл, зачем роется в мусоре, просто бездумно разорял бак, расшвыривал пакеты, банки, бутылки и газетные свёртки. Из обувной коробки, упавшей на землю, выскочила наружу мёртвая полуразложившаяся кошка. Наверняка рыдающему ребёнку было сказано, что она похоронена по всем правилам…

      До дна Томми добраться не смог.

      Он вытер пятернёй вспотевшее лицо, и запах тухлятины стал невыносимым.

      – Чёрт! – выкрикнул Томми, хватаясь окровавленными руками за мокрые волосы. – Твою же мать!

      Вот тебе и весна, Томми, вот тебе и – успокоились. Залезай в бак обратно, жри обкусанные гамбургеры с кислой скользкой котлетой, живи на помойке.

      Ты не можешь вернуться домой.

      Ни