В сторону света. Денис Рябцев

ибо вопрос казался исчерпанным.

      – Нет, позвольте, что значит жаль? – вмешалась вторая женщина. – Пойдёмте посмотрите, что вы натворили!

      Он предпочитал не спорить с людьми – это занимало слишком много времени.

      Напялив башмаки, вышел из квартиры и был доставлен на первый этаж.

      На первом этаже сидел директор института.

      – Вы в очередной раз затопили мой кабинет, – сказал директор института, указывая на мокрое пятно.

      – Очень жаль, – повторил виновник потопа, разглядывая живописный угол комнаты. – Эти милые женщины мне уже об этом сказали. Приношу свои искренние извинения.

      – Надеюсь, вы понимаете, что я могу доставить вам много неприятностей.

      – Я очень не люблю угроз, – ответил виновник нарочито спокойно.

      – Мы можем подать заявление в суд, – директор института оскалился.

      – Сударь, это ваше конституционное право…

      – Гм… А где, если не секрет, вы работаете? – поспешил поинтересоваться директор, очевидно привыкший разговаривать с теми, кто о Конституции понятия не имел.

      – Я жизнеописатель.

      – Очевидно, утопист, – съязвил директор института, поглядывая на затопленный угол кабинета.

      – Возможно. Готовьте в таком случае ковчег, – ответил вяло виновник потопа. Он не любил спорить. Это требовало сил.

      – Жизнеописатель, – продолжал смаковать смешное слово директор, усматривая в нём что-то недостойное.

      – Да. Жизнеописатель, – совсем сник жизнеописатель, – Как я устал от председателей колхозов, вышедших из вахтёров. От острых умов и дурных манер. От этих кабинетов, которые были общественными туалетами. От самомнения надутых рыл.

      Во взгляде директора института появилось изумление.

      – Это вы про кого? – спросил он.

      – Это я про жизнь, – ответил жизнеописатель. – Пойду я? Ага? Семь с половиной часов до нового года.

      Виновник потопа резко поменял грудь со спиной и зашагал прочь. Чёрт возьми! «Вы затопили наш институт». Тьфу! Теперь кушайте меня заживо, пейте кровь, гады! Может, принести им ведро побелки? Так, чтобы хватило на следующий раз.

      Пока жизнеописатель поднимался на второй этаж, степень раздражения его росла. В памяти всплывали козлости последних дней:

      – Можно я возьму чайник до утра?

      – Нет, мы наш чайник никому не даём.

      – Это что, принцип?

      – Конечно!

      – А я думал, что принцип, это когда не убивают ближних.

      Трогательная история сменялась другой, не менее раздражающей. Жизнеописатель поднялся на второй этаж совершенно красным. Ему хотелось кого-нибудь напинать по лицу, что-то сломать или стереть в порошок.

      На втором этаже его взгляд упёрся в батарею, в излучинах которой наш герой хранил свою пепельницу – пустую кофейную банку. С банкой случилось страшное: банки не было.

      – А! – заорал жизнеописатель, – третья пепельница за неделю! Это вы всё виноваты!

      Он показал кулак в сторону первого