Судьбы перепутья. Роман в шести частях с эпилогом. Максимилиан Неаполитанский

дрожь.

      – Продолжай, продолжай, – сказал Фёдор Фёдорович, заметивший остановку сына, но не понявший её причины.

      – Женщины – у них много иллюзий, – очнулся Арсений и продолжил говорить. – Они появляются почти с самого начала их жизни, с самого нежного возраста, но потом, по мере угасания их красоты, так же пропадают, оставляя, если женщина не приобрела чего-то в жизни, кроме красоты, большое и пустое пространство в их душе. Поэтому и тщеславие должно уходить по мере становления порядочной личности. Я таковой и нашу маму считаю и от этого не понимаю, для чего ей спрашивать наше мнение о её бессмысленном головном уборе.

      – Да при чём здесь вообще порядочная личность? – с неожиданным негодованием в голосе проговорил Фёдор Фёдорович, теребя левой рукой край салфетки. – Ты какое-то деспотичное мнение на этот счёт составил; а про головной убор она, может быть, просто шутила, здесь и понимать нечего. Я на этот вопрос и шуткой ответил. И разве не со всеми людьми так происходит, неужели только с женщинами?

      В этот момент вошла Белла Алексеевна, уже без фартука и шапочки, одетая в домашнее платье. Она несла в руках большой и тяжёлый закрытый поднос, но тяжести будто вовсе не чувствовала, и, аккуратно поставив его на стол, сказала:

      – Ну, ну же… Что же вы тут про нас говорите? – она использовала «нас» всегда, когда говорила о женщинах, чувствуя, что это объединяет её с остальным женщинами всего мира.

      – Ничего мы про «вас» не говорили, моя дорогая, – ответил Фёдор Фёдорович, ласково обращаясь к жене. Когда у него было хорошее настроение, он называл её либо Беллочка, либо, как и сейчас, «моя дорогая». – Лишь упомянули в некоторых рассуждениях.

      – Ну ладно, ладно. И да – сегодня каждый берёт сам, сколько ему надо: самообслуживание, – последнее слово она проговорила, растягивая буквы, на что её муж, также шутя, ответил:

      – Неужели кончились хозяйкины идеалы?

      – Не надо, Феденька. Ты всегда был человеком, обладающим изрядной начитанностью и чувством юмора младенца, – она улыбнулась тонкой улыбкой и стала накладывать себе тушёные овощи.

      – Ладно, ладно; берём всё сами, спорить не будем, – удивился Фёдор Фёдорович на остроту жены, но противоречить не стал.

      – Арсений, где же ты был сегодня? И куда так спешил, когда я пришла? Что же случилось с профессором? – начала расспрашивать Белла Алексеевна своего сына.

      – Не поверите, но я получил наследство! – с тяжестью в голосе проговорил Арсений. – Профессор умер недавно и оставил своё имущество. Оно всё распределено между почти случайными людьми, которых он знал лишь по преподаванию. Я был также в этом списке и получил право на публикацию его книги под моим именем. Авторские права на неё, можно сказать. Там в письме так и было написано: «прошу публиковать не под моим именем – посмертная известность мне не к чему». Это всё происходило у нотариуса, фамилия у него Энгельгардт, я хорошо запомнил. Всё было зачитано,