Хуторяне-2416. Эпизоды 1—12. Лев Корчажкин

Прохор подскочил к окну:

      – Колосья-то гнет! Так гнет! До самой земли!

      Батя на лавке застонал. Он по-прежнему не открывал глаз, но кровь от лица уже ушла. В сравнении с прежней пунцовостью оно теперь казалось бледным, как у покойника. Особенно в сумраке, в который погрузилась комната при грозе.

      – Что без света сидите! – в комнату вошел Иван, хлопнул в ладоши.

      Зажегся свет, стало веселее.

      Увидев Василису на коленях возле отца, доктора, недовольного инспектора и растерянного Прохора, он оглянулся на Марью Моревну. Та пожала плечами и кивнула в сторону Бати.

      – Идите, щука зовет, чуть из бадьи не выплескивается.

      Марья Моревна вышла.

      Иван подошел к скамье с Батей, встал позади Василисы, нахмурился.

      – Плохо, – сказал Иван и повернулся к гостям.

      Хоть и не сын он был Трофим Трофимычу, но что-то узнаваемое было в этом «плохо».

      – Кстати, – спросил Иван, посветлев лицом, – чья это машина в низинке. По самые фары уже провалилась.

      – Как по самые фары? Пойду, взгляну, – Петька – Длинный поднялся из-за стола, кинув голодный взгляд на хлеб, сало и на графинчик, и вышел за снова пронзительно заскрипевшую дверь.

      Доктор подошел к Ивану.

      – Не хочу пугать, но и обнадеживать тоже не в моих правилах. Последствия могут быть самые печальные. Там, – доктор кивнул на телевизор с замершим с открытым ртом диктором, – очень высокое напряжение.

      Доктор в нескольких словах сообщил Ивану все, что произошло до его прихода. Они вдвоем подсели к столу, плеснули из графинчика.

      – За здоровье!

      – За здоровье!

      Оба выпили и посмотрели на лавку с Батей, на неподвижную спину Василисы.

      Старичок Прохор пересел со своей лавки на стул за столом, к ним поближе. Стал терпеливо ждать следующего тоста.

      Бесшумно раскрылась дверь и из темноты вошла Марья Моревна. В руках, как ребенка, несла бережно завернутую в мокрое полотенце щуку.

      – Помогите, что ли! Василиса, подвинься!

      Марья Моревна поднесла щуку к самому уху Бати. Щука раскрыла зубастую пасть, прошептала что-то. Потом подняла голову, обратилась к Марье Моревне.

      – Ну, все, что могла, сказала. Теперича, если не встанет, точно помрет. Неси обратно!

      – Ерунда все это, заговоры, волшебство из сказок, – сказал доктор, протягивая руку к графинчику.

      – Ну, еще раз за здоровье!

      – Ох! – раздалось в горнице и все разом повернули головы к лавке с Батей.

      Батя сидел на лавке, ерошил скомканные волосы и с неудовольствием посматривал по сторонам. Василиса сидела перед ним на пятой, то есть мягкой точке, упершись руками в пол позади себя.

      – Это я-то не встану? Я не поднимусь!

      Батя встал, отбросил тулуп в сторону и твердо шагнул к столу. Сел на стул с высокой спинкой.

      – Что я, ирод какой-то. Дочка сына носит, а я лежать-помирать! Нет уж, дождусь внука!

      – Правда!