Сверхмотивация. Марк Шатуновский

как ей привычней и удобнее.

      «и не выходит жизнь из строя,

      хотя, казалось бы, заело

      ее устройство заводное.

      ее устройство заводное

      уже морально устарело.

      ее железные узлы…»

      Алексей Парщиков пишет об авторе в письме из Кельна:

      «Техника у него покрыта не испариной, а инеем – она классична. Они как-то хором с Ерёмой отстаивали классический стих и по-детски радовались такой плотной однообразной версификации. Он поразительный поэт, классик современного очуждения. Отталкивание? Да, есть, иногда дрожь пробирает от ёрничества, когда он о душе пишет как о системе шлангов из анимации Яна Шванкмайера, а о людях иногда так, что Декарт бы содрогнулся и собака Павлова заговорила бы. Задача Марка – загнать позитивизм и всех атеистов (если есть такие – он в этом сомневается) в нору и учинить там Воландовский праздник. Человеческие куклы, издыхающие на посленей ступеньке логики, в пустоте, в полупараличе – этого у него немало. Он на самом деле художник гротеска. Иногда его литературный голос овладевает им самим, тогда он пишет лирику, продиктованную его героем, отнюдь не ангелом. Марк мне как–то говорил, что его не понимают и говорят о характерном холоде. Возможно, я сам, на семинаре у Ковальджи так выступал: впечатление механического космоса 18 в., перенесённое в нынешнюю среду бесконечного размена, напрашивается. Тут нет теплоты, к которой ты тянешься последнее время, но искусство, с которым Марк формует свои твёрдые вещи, дается только ему».

      Физиологически-механические образы Шатуновского действительно оказывают гипнотическое воздействие на читателя своей зрелищностью. Пока еще не очень понятно, какие формы примет искусство постиндустриального времени, но модерн по-прежнему завораживает хитросплетением узлов и шестеренок, видимо, для того, чтобы показать, что единственное, что за этим остается и есть душа.

      «в их гуще пульсирует сердце

      с отростками губчатых трубок,

      в них мечутся крови мохнатые тельца

      и стенокардии обрубок».

      Или из «самоубийства героя»:

      «квадратная пуля, надламывая висок,

      разваливает мир на звенящие глыбы,

      они рассыпаются в стеклопесок,

      и из глаз уплывают зеркальные медлительные рыбы.

      …

      «открываешь дверь, а за дверью – открытый космос».

      Поймал себя на мысли, что «космоса» в стихах Шатуновского больше, чем любимой им Москвы. Хотя на первый взгляд перед нами именно московская поэзия, территориально обозначенная – с характерными декорациями сдавленного простора и шумом безара-вокзала.

      «нет у москвы ни профиля, ни фаса,

      москва – геометрическая вата,

      она сгибает волны резонанса

      по схеме абажурного каркаса».

      Марк не может уйти от обобщений и это на фоне перечней и констатаций популярных нынче манер радует необычайно. Юрий Кублановский предложил в свое время простой