Сва. Валерий Байдин

ожидала, если честно. Что-то близкое послышалось… Значит, ты стихи пишешь. Дал бы почитать!

      – Хочешь? Завтра всё в парадняк принесу! – вскрикнул он. – Но только тебе одной. Я ведь не поэт. Пишу редко, просто так.

      – Только так и можно писать. Ни для кого и ни для чего. Как же ещё? Хорошо, никому не скажу, – она положила руку ему на плечо и пронзила ускользающей, мечтательной улыбкой. – Странно, ты первый мэн, кто мне свои стихи прочёл. Да ещё и спел, – она быстро поцеловала его в щёку и шепнула: – Спасибо.

      Сва едва сдержался, чтобы изо всех сил не сжать Лави в объятьях. Он всё падал и падал в её овеянный дымной горечью взгляд…

      – Ты, правда, совсем дивный. Все герлицы думают, что ты девушек никогда не любил.

      – Любил. И очень сильно.

      – А где же сейчас твоя любовь?

      – Не знаю, наверное, замужем.

      – Сва, – глаза Лави были закрыты, а рука всё лежала на его плече, отчего восхитительно кружилась голова.

      – Что? – чуть приблизился он.

      – Глупый, поцелуй меня.

      – Я не могу… Ты такая… Я сразу с ума сойду.

      – Значит, тусовка наша ничему тебя не научила? – она отпрянула и рассмеялась.

      – Увы, научила! Там поцелуй – как сигарета. Будто никто ничего не чувствует, никого не любит! Все только целуются с кем попало и так далее.

      – О… – Лави опустила глаза. – Опять ты первый, кто мне это говорит. Почему? Даже, если ты чуточку прав.

      – Скажи, – горячился Сва, – кто придумал такой прикол дебильный?

      – Это к нам от западных хиппи пришло. И не с кем попало, а только со своими… Неужели ты не понял? В мире уже нет любви. Наш поцелуй – это капелька нежности, крошечная, как цветок, – она отвернулась и шагнула к дверям. – Мне выходить! Спасибо за песню. И за мораль. Не провожай, я тут близко живу.

      – Прости, я… – Сва опёрся рукой о дверное стекло, будто желая её удержать, и умоляюще произнёс: – Не обижайся! Можно я тебя поцелую? Где тебя никто не целовал?

      Она взглянула с издёвкой:

      – Прямо здесь? Думаю, таких мест уже не осталось.

      Сва поймал её руки и стал с отчаянной страстью целовать худые запястья, холодные пальцы, ногти с обломанным маникюром. Лицом утонул в её ладонях.

      Лави шумно вздохнула, слабо потянула пальцы назад:

      – Уже целовали. Сегодня вечером.

      Через миг на пустом эскалаторе они, изнемогая, искали губы друг друга. Обнявшись, с закрытыми глазами, возносились всё выше, цепенели оттого, что вот-вот эскалатор кончится, и не в силах были разъединиться. Теряя голову, Сва чувствовал покорную, встречную, сводящую с ума нежность:

      – Люблю тебя! Навсегда полюбил!

      В ответ донеслось едва слышное:

      – Встретить тебя… В этой паскудной жизни…

      Комья свежего снега таяли на мокром асфальте. Они шли из метро в сырой холод, Лави держала его под руку. Напрасно Сва вновь пытался её обнять, она отстранялась и упорно смотрела вниз, в сторону.

      – Что с тобой?

      – Ничего. Прости, голова кружится. Это от седа, – вздохнула и, не замедляя шагов, отвернулась ещё больше.

      Молча прошли сквозь