До движения (сборник). Глеб Жога

ветра.

      Мы вышли на пляж, из глаз мгновенно полились слезы. И не только в сбивающем с ног ветре дело, волнующаяся Балтика ошарашивала: это была чистая дикая бесчеловечная энергия, недружественная и невраждебная – не замечающая тебя; бесцельная. Казалось бы, серое равномерно свинцовое небо, серая клокочущая вода, серый песок и серые отсыревшие строения, но картины ярче я не могу припомнить. Находиться на пляже больше пятнадцати минут было невозможно, но расстаться с переживанием этого шторма было невозможно: мы несколько раз прятались за песчаный вал, чтобы перевести дух, и снова выбегали на пляж. Окончательно продрогнув и промокнув, мы вернулись на улицы Юрмалы и обнаружили, что ушли по кромке берега далеко на запад и найти здесь открытое заведение для возвращения телу нормальной температуры будет затруднительно. Мы понуро побрели, дергая задрогшими руками двери попадавшихся на пути кафе – всё без толку.

      Наконец мы наткнулись на раскрашенный в кислотные цвета коктейль-бар. Ставни были подняты, а дверь открытой. Вошли – в помещении пусто и тихо. Мы громко поздоровались по-английски – из подсобной комнаты вышел парень лет тридцати. Он был в куртке и вязаной шапке и вежливо сообщил нам, что заведение вообще-то закрыто. Однако, приблизившись и разглядев двух дрожащих и зареванных посетителей, улыбнулся, пригласил нас в зал, скинул верхнюю одежду и запустил кофемашину прогреваться.

      Мы устроились за столом у батареи, обвились вокруг больших горячих кружек с кофе и стали расширять сосуды Рижским бальзамом. Услышав, что между собой мы говорим по-русски, хозяин обратился к нам на нашем языке. Он рассказал, что нам надо было сразу говорить на родном, ибо англичан (да и северных европейцев вообще) в Юрмале недолюбливают: те устраивают в недорогую Латвию алкогольно-развратные туры, и их бесчинства порядком поднадоели местным. Завязался разговор о жизни курортного города.

      Дзинькнул колокольчик на входной двери, и в бар вошла молодая женщина. С порога она громко по-латышски обратилась к нашему собеседнику. Тот ответствовал, указуя рукой на нас. Дама, не проходя в зал, выглянула из-за гардеробной стойки с вешалками-плечиками, отгораживавшей прихожую от основного пространства, развернулась и вышла. Через минуту вернулась, держа в руках автомобильную люльку-переноску. Спящего ребенка она разместила на стойке рядом с отцом, не снимая верхней одежды, нагребла себе из холодильника в чайную чашку мороженого и уселась с ним чуть поодаль. В беседе участия она не приняла – не говорила по-русски.

      В тот балтийский заезд мы предприняли краткую вылазку в Таллин. Теперь на море стоял занудный штиль, и почти все три дня мы провели в кружении по средневековому старому городу. Почти сразу мы приглядели недорогую кафешку в центре (а Таллин, стоит признать, ощутимо дороже Риги), где перекусывали высокоуглеводными блюдами, делая паузы в длительных прогулках.

      В один из вечеров мы оказались вдалеке от привычного места питания, а