Примавера. Ирада Вовненко

были ничем не выделяющиеся люди, тут же сливающиеся с толпой на Невском. Но как же менялся их облик, если спектакли выпадали на особые даты, когда Петербург превращался в культурную столицу, – в эти дни за стенами театра скрывались самые состоятельные мужчины в строгих дорогих костюмах и светские львицы в изысканных украшениях. Женщины, приподнимая подол длинного платья, демонстрировали стройные ножки в элегантных туфельках. Мужчины галантно поддерживали своих спутниц и распахивали перед ними дверцы автомобилей. Молодые парочки спешили домой, торопливо огибая площадь.

      Я закрывал дверь кабинета, чтобы не разбудить Диану, и распахивал окно, делая глубокий вдох. Я был счастлив. Доставал из ящика сигарету и закуривал, выпуская стройную струйку дыма в окно. В течение дня я не курил, не испытывая в этом необходимости, но утренняя сигарета была одной из моих слабостей, символом моего внутреннего диалога с самим собой и с городом.

      Эта итальянская люстра с темными хрустальными подвесками не давала мне покоя. Ее выбирала Диана. Впрочем, она выбирала всё. У нее от природы был безупречный вкус, она с легкостью комбинировала цвета и всякие безделушки, неожиданно преображая интерьер и делая его удивительно гармоничным, просто поменяв пару вещей местами. Это что-то данное природой, просто как широкий жест или подарок, хороший вкус как награда и наказание одновременно.

      Даже не верится, что когда-то я лежал на диване и любовался игрой света в хрустале, не подозревая о внутренней жизни моей жены и о том, насколько она талантлива. Я бы никогда об этом не узнал, если бы не обнаружил тот неприметный файл. Меня охватило непреодолимое желание его открыть, и на экране замелькали и наконец застыли ровные строки символов. В левом верхнем углу первой страницы значилось: «Диана Лозинская», а чуть ниже – «Роман “Весна”». Внутри меня что-то сдвинулось, и эти буквы стали самым важным, единственной связью с ней, прекрасной женщиной с каштановыми волосами.

      Когда из твоей жизни уходят близкие люди, с первой болью из тебя рвутся крики отчаяния, тело становится чужим, отказываясь чувствовать и двигаться без особой надобности. Потом ты понимаешь, что жизнь потеряла смысл, и пытаешься свести с ней счеты, обвиняя судьбу в несправедливости. Почему они? А ты? Тебе-то что теперь делать? И какими же важными становятся все моменты и нюансы прошлого, такого счастливого… Оно, как волна, обрушивается на тебя, безжалостно разрушая песчаные замки будущего. Тебе хочется прикрепить воспоминания к своей коже, просто приколоть их степлером, чтобы еще острее почувствовать боль, когда на ум приходят все истории и все родинки, которые ты мысленно целуешь и пересчитываешь; рождение дочери и ее доверчиво смотрящие на тебя широко открытые глаза из крошечного конверта, который поначалу и на руки-то боялся взять; спокойное и чуть раскрасневшееся лицо Дианы после того, как мы любили друг друга.

      Тот файл с мелкими буквами стал моей надеждой, моим смыслом, моим поиском утраченной