Четвертая четверть. Руслан Иванович Аристов

Шустов.

      На том и порешили…

      ***

      По авторским коллективам распределились спонтанно.

      Тяжлова увязалась за патриотом Гржфельдом. Шустов занеразлейводился со знайкой Груздевым. Сережку Гурина позвала с собой красавица Киреева.

      Люба напросилась начать работу над рефератом домой к Миреку («У меня мама прихворнула, можно сегодня к тебе? У сына олигарха дома побываю!»).

      Чех не имел ничего против.

      Только начали расходиться – у стадиона материализовался Блаженный:

      – Географ глобусы пропил, – с ходу объявил он. – А в кабинете истории ни одной карты. Если у кого есть возможность помочь школе с методическими пособиями, – Блаженный откровенно уставился на Мирека, – буду премного.

      – Откуда. – Откуда-то пискнул патриот Гржфельд.

      – Карты детям не игрушка, – заместил покинувшего поле Шустова серьезный Лунев.

      – Василий Иванович, пойдемте к нам, – отозвался Родина. – Папа будет рад вас видеть.

      – Да, Родина. Очень хорошо, – косвенно подтвердил тесное знакомство с Миреком учитель. – Через пять минут жду тебя у своей машины. Вместе доедем. Раз уж живем рядом.

      Тут, откуда ни возьмись, объявились и Нина с Зиной.

      – Василий, Вася, – наперебой верещали они (что дает право автору обозначить их тексты от одного лица), – расскажи нам еще про Чехию! Правда то, что ты рассказывают про съемки чешских фильмов? А ты снимался? А нам можно? Ты такой интересный…

      И когда они ушли уже достаточно далеко Мирек признался Любе:

      – Я ведь историю совсем не знаю. Ненавижу историю. Вся придумана и вылощена. И литературу не люблю. Вернее, я люблю читать. Но не то, что заставляют в школе.

      – А я тоже читаю другое, – улыбнулась Люба. – Все у нас получится, тезка! Не переживай… Мне бы вот математику подтянуть…

      – Так это – раз плюнуть! – заверил Любомир и сплоченные тяжкой участью школьники отправились писать историю.

      ***

      – Может, про твоего чекиста Бормана и напишем? – предложила Люба, вальяжно развалившись в кресле-качалке.

      Школьники закрылись в комнате Мирека, которая находилась на втором этаже огромного коттеджа, снимаемого начинающим олигархом.

      Родина-старший внизу принимал Безумного.

      – Нет. Про Блюмкина нужно писать большую книгу. Может даже не одну. Это был величайший актер всех времен и народов! А потом и режиссер. Ты же помнишь Шекспира: «Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины – все актеры». Биография Блюмкина настолько насыщена разнообразными, зачастую противоположными характерными ролями, что трудно поверить, что все это – дела одного человека. А его деятельность по возвращении из Рейха до сих пор запрятана за семью печатями…

      – Спроси у папы…

      – Нет. Нельзя. Лучше ты про своего расскажи! Как это – стал невидимкой?

      – Да я, правда, не знаю ничего толком… – смутилась Люба. – Мама часто ссорилась с ним тогда… А я… Решила что выросла… Ну и осталась как-то на даче с друзьями