Элизиум. Избранное. Магистр Тени Нихиллим

утих для раздумий в молчании.

      Поутихло резонансом встревоженных кругов на воде,

      Возмущение чистой глади зеркальной,

      На полотнах жизненных невзгод подвластных судьбе,

      Замирает вновь в спокойствии, прячась в уголках дальних.

      Игры Пупенмейстера

      Положили, в итоге, на полку томиться,

      Бросили пыли, да времени, на растерзание

      И уже, никогда боле, не случиться

      Оправдать бытием своим ожидания.

      Тает солнечный зайчик былых надежд,

      Вязнет в темной гуаши грозовых красок,

      В Мироздании, полном алчных невежд —

      Кукол, преисполненных ликом человеческих масок.

      Синтезируя схемы прогнивших систем,

      Кукловод яростно водит за нити,

      Чтобы в конце представлений совсем

      Сделать куклу отрепьем забытым.

      Пройденный путь всех гастрольных турне,

      Давит на память немыслимым грузом.

      Лучше уж вспыхнуть, однажды, в огне

      Чем быть подвергнутым дьявольским узам.

      Нить замирает… а может быть я,

      Все же отвергнут и брошен на полку,

      Чтоб на закате, уходящего дня,

      В душу мою смерть воткнула иголку?

      Может быть пламя всего лишь мираж —

      Сценка из более красочной пьесы?

      Или меня, охватил вдруг кураж,

      Мучая, словно коварные бесы.

      Снова вдруг дрогнула тонкая нить,

      Я забываю о мысленном вздоре…

      Мне ни к чему это все, чтобы жить

      И продолжаю играть свои роли.

      Занавес пал – обретаю покой,

      Кукла забылась в достатке на полке.

      Даже Магистр, утомился игрой,

      Спицей вязальной проткнув душу тонко.

      Черные птицы

      Черные птицы греха, кружатся над моей падкой стойкостью.

      Терзая своими острыми когтями, тело бренной воли.

      Проникая в естество, ядом терпким с колкостью,

      Провели аксиому, что не ты воин в поле.

      Затянуло небеса серостью пустой безнадежности.

      Всхлипывает клекотом хищным, громогласного искушения.

      Ставя над совестью, вновь, исполинские сложности.

      На кривой тропе растеряв торбу терпения.

      Птицы бросали на меня свои взгляды жадно,

      Провоцируя свои гастроли примы, жертвы грешной.

      Я сорвался в нелепом фальстарте, меня раздирали нещадно

      Падал я с высот, в царство тьмы кромешной.

      Распростерла объятья широкие, матерь Праздности,

      Смакуя души кусок, переполненный гордынею.

      Бесновались стервятники, считая игры со мной, уж данностью.

      Проведя за спиной не возврата – жирную линию.

      Оставив позади

      Я вновь тону, средь вражеских широт.

      Озябших рук немеющие пальцы

      Смотрели в небо, лицами сирот,

      Сквозь толщу вод причинности скитальца.

      Казалось