Цветок жасмина (сборник). Аглаида Лой

de tu patio,

      у el débil trino amarillo

      del canario.

      Por la tarde ves temblar

      los cipreses con los pájaros,

      mientras bordas lentamente

      letras sobre el canamazo.

      Amparo,

      ¡qué sola estas en tu casa

      vestida de bianco!

      Amparo,

      ¡y qué dificil decirte:

      yo te amo!» —

      читала она чуть нараспев, и он напряженно вслушивался в чужой язык, проникаясь ритмом стихов и ощущая на интуитивном уровне, как в его душе пробуждаются страсть, любовь, ненависть, предчувствие смерти.

      – Ну как? – спросила она после паузы.

      – Впечатляет.

      – Сейчас я тебе переведу.

      – Не надо. Мне кажется, я и так знаю, о чем это стихотворение.

      – Но ты ведь не учил испанский!

      – Пока тебя не было, немного учил. Но это неважно. Потому что поэзия, как музыка, – передает чувства непосредственно.

      – Это стихотворение о прекрасной Ампаро. И о любви, конечно.

      – Yo te amo – я тебя люблю – это я уже выучил.

      – Явно делаешь успехи.

      Он без слов почувствовал, что там, на расстоянии, у себя в комнате, она сейчас улыбается.

      Разумеется, едва она отключилась, он тотчас принялся искать в интернете это стихотворение на русском языке.

Ампаро

      Федерико Лорка (перевод Валерий Столбов)

      Ампаро!

      В белом платье сидишь ты одна

      у решетки окна

      (между жасмином и туберозой

      рук твоих белизна).

      Ты слушаешь дивное пенье

      фонтанов у старой беседки

      и ломкие, желтые трели

      кенара в клетке.

      Вечерами ты видишь – в саду

      дрожат кипарисы и птицы.

      Пока у тебя из-под рук

      вышивка тихо струится.

      Ампаро!

      В белом платье сидишь ты одна

      у решетки окна.

      О, как трудно сказать:

      я люблю тебя,

      Ампаро.

      И опять потянулась привычная учебная рутина, включая нудные лекции Репейника, практические занятия и прочие студенческие «радости». Однако Влад был счастлив, ведь теперь он встречался с Ясмин ежедневно, на лекциях они сидели рядом, и он был переполнен ощущением ее присутствия. Единственное, что действовало на нервы, так это бесконечно тянувшаяся зима, которая, словно на качелях, раскачивалась между морозной русской и слякотной европейской, будто никак не могла определиться с национальной принадлежностью. Холода сменялись оттепелями, и это было еще хуже, потому что тогда под ногами чавкало подтаявшее грязно-ледяное месиво, от которого город не могли избавить ни убиравшие снег машины, ни многочисленные дворники, работавшие в авральном режиме. Влад приезжал в университет затемно и покидал либо в сумерках, либо наступавшей уже в шестом часу ночью. На его душевном настрое почти полное отсутствие светового дня отражалось мало, хотя порой он все же чувствовал себя подавленным, в то время как Ясмин поникла, словно нежная орхидея. Она часто простывала, хандрила и после лекций сразу спешила домой.

      И вдруг в конце февраля все сказочным образом переменилось. Природа вспомнила