Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков. Вячеслав Фаритов

о вечном возвращении оказывается высшей формой утверждения, которую только можно придать становлению».[43] Утверждение становления, стремление придать становлению характер бытия, характер вечности – вот что составляет корень ницшевского учения. И этот же мотив составляет главную тайну поэзии. В духовном становлении человечества поэзия выступает в качестве среднего термина по отношению к мифическому сознанию и философской рефлексии. Она есть ступень в переходе от одного к другому, и она есть синкретическая форма, в которой оба феномена – миф и философия – еще не расчленены, еще не противопоставлены друг другу, но пребывают в единстве.

      Осознание идеи вечного возвращения вызывает у Ницше всплеск поэтического творчества. Появляется «Так говорил Заратустра», книга, в которой поэзия и философия вновь оказываются в неразрывном единстве. Появляется венок из стихотворений, обрамляющих «Веселую науку». Утверждение становления как вечности и вечности как становления представлено в «Nach neuen Meeren»:

      Dorthin – will ich; und ich traue

      Mir fortan und meinem Griff.

      Offen liegt das Meer, ins Blaue

      Treibt mein Genueser Schiff.

      Alles glänzt mir neu und neuer,

      Mittag schläft auf Raum und Zeit —:

      Nur dein Auge – ungeheuer

      Blickt michs an, Unendlichkeit![44]

      Вдаль – хочу я: и отныне

      Только выбор мой со мной.

      Мчится в пагубные сини

      Генуэзский парус мой.

      Все блестит мне быстротечно,

      Полдень спит в объятьях дня —

      Только глаз твой, бесконечность,

      Жутко смотрит на меня![45]

      В качестве философского учения идея вечного возвращения является одной из самых сложных. М. Хайдеггер и Ж. Делёз приложили все усилия, чтобы сделать ее еще сложнее. Однако в качестве поэтического мотива эта идея проста – в том смысле, в каком простота является свойством хорошей поэзии. Квинтэссенция этой идеи представлена в стихотворении «Sils-Maria». Здесь говорится не о самом вечном возвращении, но о том состоянии, которое является одновременно и источником возникновения этой идеи и результатом ее осознания и принятия. Достигается круг: начало становится итогом, змея кусает свой собственный хвост. Вот этот текст:

      Hier saß ich, wartend, wartend, – doch auf nichts,

      Jenseits von Gut und Böse, bald des Lichts

      Genießend, bald des Schattens, ganz nur Spiel,

      Ganz See, ganz Mittag, ganz Zeit ohne Ziel.

      Da, plötzlich, Freundin! wurde eins zu zwei —

      – Und Zarathustra ging an mir vorbei…[46]

      Я сидел в ожидании, и я не ждал ничего.

      Я не думал ни о добре, ни о зле, но я радовался

      Игре света и тени; я сидел под обаянием

      Дня, озера, яркого солнца, жизни без цели.

      И в этот миг внезапно нас стало двое —

      Мимо меня прошел Заратустра.[47]

      Идея вечного возвращения не просто получает свое воплощение в поэтическом творчестве Ницше. Как мы уже отмечали выше, она составляет ключевой момент структурного уровня поэтических текстов как таковых. Многочисленные указания на этот счет даны

43

Там же. С. 175.

44

Nietzsche F. Die fröhliche Wissenschaft / F. Nietzsche. – Köln: Anaconda Verlag GmbH, 2012. – S. 315.

45

Ницше Ф. Веселая наука («la gaya scienza») / Ф. Ницше // Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 3: Утренняя заря. Мессинские идиллии. Веселая наука. – М.: Культурная революция, 2014. – С. 594.

46

Nietzsche F. Die fröhliche Wissenschaft / F. Nietzsche. – Köln: Anaconda Verlag GmbH, 2012. – S. 315–316.

47

Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше / Д. Галеви, Е. Трубецкой // Фридрих Ницше. – М.: Эксмо, 2003. – С. 206.