Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой. Светлана Климова

обоих имело прямо противоположные мотивы: Достоевский декларативно всеми силами пытался защищать монархию и традиционное православие, отстаивая их базовые положения и ценности. Толстой же вступил с ними в борьбу, показав глубочайший кризис государственной системы, русской православной церкви и институализированного христианства. При этом оба стали создателями авторских учений о христианстве и тем самым сделали возможным развитие широкой общественной и философской дискуссии по этому вопросу не только в России, но и в Европе[113].

      Первое место (в хронологическом смысле) в этом ряду, конечно, принадлежит Достоевскому, который начал свою творческую карьеру почти на десятилетие раньше Толстого; в 40-е годы создал себе писательское имя, пережил тяжелый опыт каторги и ссылки, очень быстро уничтоживший его юношеский идеализм и повернувший его на путь православия[114]. Возвращение опального писателя в большую литературу в 1860-е сделало его модным и интересным писателем-страдальцем; его монархически-православное мировоззрение быстро превратило его в флагман формирующегося национал-патриотического (почвеннического) и консервативного (политического) мышления.

      Несмотря на создание (совместно с М.М. Достоевским, Н.Н. Страховым и Ап. А. Григорьевым) в 1860-м году еще одного про-славянофильского направления – почвенничества, по сути, он не был «партийным» художником, идеологом или апологетом сиюминутных интересов власти, церкви или политики. Личный опыт понимания жизни и художественное прозрение интимно смыкаются в его творчестве. Его произведения более других позволяют прочувствовать пульс эпохи и в то же время оставаться погруженным в тонкий психологический процесс творчества, уникального выражения глобальных идей и смыслов в слове художника.

      Произведения Достоевского можно представить как сложный феномен, осуществив послойную реконструкцию воспринимаемого сознанием писателя объекта, каковым является многообразие человеческих переживаний. «Поистине – не столько Бог мучил Достоевского, сколько мучил его человек, – в его реальности и в его глубине, в его роковых, преступных и в его светлых, добрых движениях»[115]. Он изучал человека не эмпирически, но метафизически и духовно, пытаясь за видимым опытом и многочисленными событиями повседневной жизни угадать его сущность, и понять, что такое человек и что такое русский человек.

      Достоевский более многих писателей того времени был «мучим» постижением особых эмоционально-чувственных и психологических состояний переживания человеком себя, Бога, мира, которые можно представить через противоположные формы идеального и грешного, святости и страстности жизни, отвлеченного мышления и конкретного поступка, отстраненного созерцания и жизненной позиции. Он, безусловно, не был ортодоксальным православным писателем[116], несмотря на свою личную приверженность Церкви. Более того, он, подобно Толстому, не имел склонности к мистицизму[117]. «В русском христианстве,

113

О влиянии Толстого и Достоевского на европейскую науку написано достаточно много. Сошлемся на некоторые исследования: Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский (1901–1902); Шестов Л.И. Ницше и Достоевский (1924); Тихомиров Н.Д. Ницше и Достоевский // Богословский вестник, 1902, т. II, № 5–8, стр. 518.; Смирнов А.В. Достоевский и Ницше. Казань, 1903, стр. 13; Зайдман М. Ф. М. Достоевский в западной литературе. Одесса, 1911; Tramer B. Dostojevskij a Nietzsche. Prisprvek ke konfrantaci reakcnich zdroju in «Slavia» (Praha), Rocnik XX, Sesit 1, 1950; Шестов Л.И. Добро в учении графа Толстого и Ницше (1899); Dostoevsky Studies. The Journal of International Society; Medzhibovskaya I. Tolstoy and the Religious Culture of his Time: a Biography of Long Conversation, 1845–1887. Lanham, MD and Boulder, CO: Lexington Books, 2008; Anniversary Essays on Tolstoy / ed. By Donna Tussing Orwin. Cambridge University Press, 2010, 268p; Евлампиев И.И. Толстовские мотивы в трактате Ф. Ницше «Антихрист» // Философские науки. № 1. 2014. С. 88 – 102.

114

О перерождении и православности Достоевского под влиянием «каторжного опыта» написано немало: его автопризнанием стали «Записки из Мертвого дома» (1860–1861). Подр. Сараскина Л.И. Достоевский. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2013.

115

Зеньковский В.В. История русской философии. М.: Эксмо-пресс; Фолио, 2001. С. 408.

116

В современной литературе развивается «богословская линия» Достоевского. Подр.: Касаткина Т.А. Священное в повседневном: Двухсоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского. М.: ИМЛИ РАН, 2015. Развиваемое исследовательницей и другими филологами «религиозное литературоведение» применяется и в отношении изучения Толстого//Тарасов А.Б. «Религиозное литературоведение» как путь к пониманию творчества Л.Н. Толстого//Духовный потенциал русской классической литературы. Сборник научных трудов. М.: Русский мир, 2007. С. 508–514.

117

Подр.: Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского//Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетрадки 1860–1881. М.: Наука, 1971. С.14.