Впрочем, неважно. Нерасстанное (сборник). Анна Всеволодова

совсем погубит сестрицу!

      Богдан Карлович за известную плату на всё согласился, а пользовав больную, вышел от неё потрясённый.

      – Судить злодей! Повесить злодей! Здесь не самоед, здесь просвещённый росс, он иметь закон! Идти к губернский прокурор! – повторил он дрожащим голосом, тряся буклями дешёвого нелепо-жёлтого парика и пристукивая палкою, походящей более на клюку, чем на трость.

      – Ведь уж я говорил вам, добрейший Богдан Карлович, молчать – единственно верный способ доставить покой Лизавете Романовне. Хождения по прокурорам и властям, когда бы еще имели успех. Меж тем, я не мог медлить, не то бедная жертва жестокости изверга, лишилась бы не только дара речи, но чего доброго и рассудка. Вы обещали мне тайну, не так ли? Вы не откажетесь ведь подтвердить? Согласитесь – покой – первое для больной лекарство.

      – Покой, покой и покой, сударь. Делать всегда приятность – гулять тихо, на качелях – тихо, катать лодка – тихо, лошадка – тихо, все всегда – тихо. Рука одна цела хорошо, другая – покой. Кость молода, здорова скоро, завязал, поправил изрядно. Рана, причинённый кнут, чтоб гной избавить, всякий день новый примочка. Сам я делать.

      – Спасибо, Богдан Карлович. Не поможете ли и горничную Лизавете Романовне приискать? Мы никого не знаем тут.

      – Прислуг в городе не мало, господ – мало. Сыщите без труд. Лизавета Романовна встретила меня поданною бумагой. Какие красивые литеры, что за росчерки! Что бы они значили? Явно всего два слова. Первая буква возможно «Г», возможно иная. Второе слово состоит из одной буквы? Или вторая – этот завиток сверху первой? Ах, она очень походит на «ы». Я чувствую, что по мере того, как я смотрю во все глаза на прелестные литеры, теряю во мнении Лизаветы Романовны. Внезапное вдохновение позволяет мне догадаться: «Кто вы?».

      – Я сын капитана, – вспомнил я офицерскую школу отца и спохватился, что ответ, несмотря на привлекательную правдивость, очень неудачлив – в мои годы рекомендоваться чьим-то сыном не личит.

      «Капитан гвардии? Какого полка?»

      – Нет, Лизавета Романовна, отец мой не имел счастия служить в гвардии, он служил очень, очень далеко.

      Кажется, она разочарована. Надеялась на возмущение гвардейцев?

      «Чего вы хотите?»

      – Только вашего счастия.

      Выражение досады мелькнуло в глазах её. Считает лжецом? Следующие литеры подтвердили это подозрение.

      «Лекарь объявил сей город Астраханью, а нынешнее число – десятым днем июля. Правда ли это? Ежели правда, как сие могло сделаться? Говорите правду».

      Три раза писанное в короткой записке слово «правда», холодный приём мне оказанный, точно я стоял не перед избавленной мною жестокой казни, но оправдываясь перед сыском, мысль, что в поступках моих Лизавета Романовна может подозревать корыстный умысел, отняли у меня благоразумие. Я вспыхнул и сбивчиво заговорил:

      – Простите, Лизавета Романовна, верно, вы очень утомлены. Ежели угодно, я могу дать все разъяснения назавтра, ибо