По мостовой моей души. Владимир Маяковский

царь. – Красный мундир и рыжая бородка Николая.

      Оркестр играет: «Ах, зачем эта ночь так была хороша».

      Бешеный свист галерки и аплодисменты партера.

      Скорей обрывает усы, ленту и бородку.

      Для общего успокоения:

      – Наполеон!

      Сразу рукоплескания всего зала. В Германии в точно таких случаях показывают под занавес Бисмарка.

      Здесь веселее.

      Если эта, все же рафинированная аудитория так страстна в театре, то как «весело» будет Пуанкаре, когда ареной настоящей борьбы станут улицы Парижа.

      Серый вкус

      Ревю Фоли-Бержер. Театр мещан. Театр обывателя. Огромный, переплетенный железом. Напоминает питерский Народный дом.

      Здесь и вкус Майоля – только чтобы не чересчур голый.

      И вкус Альгамбры – только чтобы мораль семейная.

      Но зато, если здесь и полуголые, то в общепарижском масштабе. Сотни отмахивающих ногами англичанок. Максимум смеха и радости, когда вся эта армия, легши на пол, стала вздымать под занавес то двести правых, то двести левых ног.

      Это единственный номер из всех, виданных мною в парижских театрах, который был дважды бисирован.

      Даже драма Мистингет здесь была бы неуместна.

      Смех, конечно, вызывается тем, что актеры играют пьяных, не попадающих в рукав, садящихся на собственные цилиндры. И, конечно, общий восторг, общая радость – вид собственного быта, собственной жизни.

      Это сцена у консьержки. Роженица. Но и посланные за акушеркой, и сама акушерка, и доктор – все остаются завороженные рассказом консьержкиной дочки о кино и философией самой консьержки. Врывается рассвирепевший отец, его успокаивают: за разговором французик успел родиться сам. Приблизительно так.

      И это идет, идет и идет ежедневно.

      А что еще?

      Это, конечно, не арена для одиноких художников, революционизирующих вкус.

      Что же делают они?

      Новых постановок я не видел.

      Говорили о пьесе модного сейчас «левого» Кокто: не то «Бык на крыше», не то «Свадьба на Эйфелевой башне». Современная пьеса, шедшая для «красоты» чуть ли не в кринолинных костюмах… О Софокле в Пикассо. Мешанина. Однобокость. И она будет всегда, пока будут стараться натянуть новую форму на отмирающий быт Парижа. А у нас новый быт вкрутить в старую форму.

      Хороший урок и для новаторов России.

      Хочешь найти резонанс революционному искусству – крепи завоевания Октября!

<1923>

      Париж

      Быт

      Этот очерк – о быте Парижа. Я не был во Франции до войны, бывшие утверждают – внешность Парижа за эти годы изменилась мало: толпа, свет, магазины – те же. Поэтому буду говорить только о сегодняшних черточках.

      Отношение к нам

      Германия пережила медовый месяц любви к РСФСР. Эта любовь перешла в спокойную дружбу. Иногда даже ревнивую, со сценами. Так было, например, во время поездки Эррио по России. Некоторые газеты пытались видеть в этом измену – роман с француженкой.

      Париж видит сейчас первых советских русских. Красная паспортная