Разлом. Белый и красный террор. Анатолий Терещенко

своим участием в фактически общеевропейской гражданской войне он наберет очки для авторитета на политической сцене Европы. Холодный душ, пролившийся на царя после поражения России в Русско-японской войне, не остудил его воинственного пыла. Хотя военные реформы 1909–1914 годов и сделали русскую армию более современной по сравнению 1905–1907 годами, тем не менее военный министр Сухомлинов не раз докладывал императору о конкретных слабостях русской армии, не достигшей мощи основного противника – Германии. Но царь мог слушать собеседника, но всегда поступал по-своему.

      Надо признать, что начало войны в России было встречено с патриотическим подъемом. Что-то великое, напоминающее 1812 год, чувствовалось в народе. Особенно после обещания царя не заключать мира, пока хоть один вооруженный неприятель останется на русской земле.

      Благодаря объяснимой приподнятости в обществе мобилизация протекала без шероховатостей. Запасников пришло во вновь сформированные части на 15 % больше нормы. Заступничество за православную Сербию нашло широкий отклик. Вчерашние космополиты становились националистами. В народе появилась даже ярость против всего немецкого. Но интеллигенция осталась в стороне. Она лишь болтала о патриотизме в салонах и клубах, на балах и в ресторанах, в кабинетах и усадьбах. На алтарь Отечества ложились жизни только серой солдатской и большей частью офицерской массы. И все же всей стране так и не удалось на деле слиться с армией. Многие офицеры даже с глубокой патриотической закваской считали, что солдаты не подготовлены к войне, что посылать людей на войну – значит предавать их…

* * *

      Закат русской армии начинался с Восточной Пруссии, когда командующий Северо-Западным фронтом генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский по просьбе французского командования и указанию великого князя Николая Николаевича приказал перейти прусскую границу 1 августа, на 14-й день мобилизации.

      10 августа 1914 года Ставка дает Северо-Западному фронту первую директиву, ставшую впоследствии первым шагом к трагедии:

      «По имеющимся вполне достоверным данным, Германия направила главные силы против Франции, оставив против нас часть своих сил… необходимо и нам в силу союзнических обязательств поддержать французов…

      Верховный главнокомандующий полагает, что армиям Северо-Западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление».

      Утром 17 августа русская армия генерала Ренненкампфа на 70-километровом фронте вступила в Восточную Пруссию. «Даешь Берлин!» – этот клич звучал колоколом в сердцах, но, к сожалению, не в умах многих офицеров и генералов русской императорской армии.

      «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним – ходить». Начало боевых действий не предвещало трагедии. Наоборот, через несколько дней наступательного ража под Гумбиненом немецкие войска 8-й армии были наголову разбиты. Командующий армией генерал фон Притвиц отдал приказ своему начальнику штаба генералу