Танго со смертью. Нина Стожкова

одним словом, бесплатный курс лечебного голодания под присмотром врачей. Только одна мысль не дает покоя. Знаешь, вчера Бармин пропал, и никто толком не говорит, где он и что с ним.

      – Кто пропал? – Башмачков сделал вид, что проснулся, но не удержался и громко зевнул в телефонную трубку.

      – Мой новый знакомый. Иннокентий Михайлович Бармин. Вообще исчез… Телефон, правда, оставил, а толку –то… Не отвечает его мобильник. Не притворяйся, Отелло, ты этого господина на днях видел. И Люся видела, и Жанна… Так что он вполне реальный человек, а не тень отца Гамлета. Помнишь, мы недавно сидели с ним в коридоре? Ты тогда еще его резко не полюбил. Ну, вспоминай быстрее! Пожилой такой дядечка в инвалидном кресле…

      Лина почувствовала, что теряет терпение

      – Он мне про свое житье-бытье за границей рассказывал, а потом о дочке, уехавшей во Францию, сообщил. В общем, этот господин, косивший под европейца, по-любому должен был попрощаться со мной перед выпиской, как принято у воспитанных людей. Он же все-таки дипломат, а не бомж какой…

      – Выписали твоего дипломатического хахаля домой, вот и вся разгадка. Башмачков был не склонен этим солнечным утром тревожиться ни о чем и ни о ком, тем более о каком-то незнакомом персонаже из больницы. – А ты что, уже успела влюбиться в него? – подозрительно спокойно поинтересовался писатель. Лина невольно улыбнулась. Боже, он все еще ее ревнует! Что ж, это даже приятно…

      – Башмачков, кто находится сейчас в клинике, ты или я? – спрятав улыбку, строго спросила она. – Кому длительный наркоз давали? Похоже, тебе, поскольку память у тебя отшибло капитально. Сейчас не до твоих ревнивых бредней, господин сочинитель. Понимаешь, я буквально чую моим прооперированным сердцем, что этот достойный человек исчез из клиники не по своей воле.

      Башмачков никак не отреагировал на ее странное предположение, и Лина нетерпеливо продолжала:

      – Слушай, Башмачков, а, может, Иннокентия Бармина уже и в живых-то нет? Наш дипломат в отставке, между прочим, мне приватное поручение оставил. Просил связаться с его дочерью и передать ей кое-что. Кстати сказать, ценную вещь. Она, эта Вера Филимор-Бармина, вроде бы, за границей проживает. Я уже ей десяток эсэмэскок послала, и все без ответа.

      – Вообще-то перевод Бармина в другое отделение – это дело сугубо семейное, оно касается только отца и дочери, – рассудительно заявил Башмачков. – А в семейные дела полиция никому лезть не советует.

      Лина почувствовала, что в словах Башмачкова есть жестокая правда, и слегка сбавила обороты.

      – Ну, я же не претендую на наследство дипломата, – тихо сказала она. – Просто хочу узнать, куда пропал из клиники мой новый знакомый. По-моему, ничего опасного и даже неприличного в этом нет. К тому же у меня к нему – свой корыстный интерес. Иннокентий обещал найти для «Утят» спонсора. Ты слышишь, Башмачков, спон-со-ра! А они, Башмачков, на дороге не валяются. Без меценатов и инвесторов моим «Утятам» хана – они тогда уплывут разве что в сторону банкротства.

      – И