Мои каникулы в голове физрука Клюшкина. Константин Костенко

газетой и возвращаясь к чтению, сказал папа, ― не будем удивляться. Мы ведь договорились.

      – Присядьте, ― предложил маме Шарипов. ― Съешьте сухарик.

      Усевшись на полку, мама стянула деревянные шлёпанцы и стала разминать ноги. Послышался стук.

      – Что это? ― насторожилась мама.

      Постучали ещё.

      – Стучат в дверь, ― сказал папа.

      – Мистика какая-то, ― тихо проговорила мама. ― Я прошла поезд до самого хвоста. Никого не было. Шарипов, да гавкни ты уже, наконец, для приличия.

      – Не понимаю, зачем? ― удивился пёс.

      – Чтобы знали, что с нами собака и остерегались. Мы же не знаем, кто там.

      – Ну, гав, ― нехотя сказал Шарипов.

      – И всё?

      – Гав! Гав-гав! Достаточно?

      – Я открою, ― спрыгнув с полки, сказала я.

      – Таня, осторожно. ― Папа поднялся, вооружившись свёрнутой в трубку газетой.

      Я открыла. За дверью стоял незнакомец в ярко-сиреневом пиджаке и таких же брюках. На вид ему было около пятидесяти. Голову украшала беспорядочная шевелюра с густой проседью, больше похожая на гнездо, под носом были точно такие же пышные и взлохмаченные усы. Ещё одной необычной и отличительной деталью его гардероба была обувь: сверкающие в электрическом свете туфли из позолоченной кожи. Было в нём что-то от фокусника.

      – Кто вы? ― поинтересовалась мама.

      Поглядев на нас широко раскрытыми и слегка безумными глазами, незнакомец произнёс:

      – Ни за что и ни при каких обстоятельствах не переключайте синий тумблер. Слышите?

      – Простите, ― спросил папа, ― что за тумблер? Где он?

      – Не знаю, ― ответил незнакомец, ― но если увидите, не троньте. Лучше обойти стороной. Иначе всем нам несдобровать. А теперь простите за беспокойство… Спокойной ночи.

      – Стойте! ― опомнилась мама. ― Нам с вами надо поговорить.

      Но сиреневый незнакомец, будто не слыша, покинул купе. Быстро натянув деревянную обувь, мама потребовала, чтобы Шарипов шёл за ней: ей нужна охрана. Ссылаясь на неважное самочувствие, Шарипов сказал, что предпочёл бы остаться. Мама заметила, что до тех пор, пока он не обнаружил способности говорить, он ей нравился больше, и что природа мудро распорядилась, лишив домашних питомцев возможности озвучивать свою точку зрения, чтобы их хозяева не разочаровались. Выслушав обличительный мамин монолог, папа сказал, что пойдёт вместо Шарипова.

      – Тогда скорей, иначе он исчезнет! ― поторопила мама.

      Я пошла с ними. Шарипову сделалось стыдно, и он бодро засеменил впереди семейства, виляя завитушкой хвоста и обнюхивая длинную ковровую дорожку в вагонном проходе.

      – Туда! ― уверенно сказал он. ― Этот человек направился в соседний вагон.

      Мы поспешили.

      Скажу сразу: никакого незнакомца в золотых туфлях мы не нашли. Всё было так, как сказала мама: поезд оказался пустым, и мы неслись не известно куда.

      Папа вновь предложил не поддаваться панике, а просто пойти в купе и спокойно лечь спать: утро вечера мудренее. Что же касается непонятного синего тумблера, то мы его, конечно