Мы, кажется, встречались где-то?. Андрей Радзиевский

покрасить? Так это же до первого дождя.

      – Ба! Какие люди! – Заставил вздрогнуть от неожиданности пьяный голос, – и без охраны!

      На пороге все еще открытой двери стоял, покачиваясь, Телевичок. Кот, оторвавшись от колбасы, испуганно спрятался у Женьки в ногах.

      – Во! – завопил Тили, тыча пальцем на кота. – И он здесь, а мы-то его искали! Не докрасили, а он убежал!

      – Что значит – не докрасили? – не понял Женька, посмотрев вопросительно на орущую фигуру.

      – Ну белым он был, белым! Как в книжках «Раскрась сам». Хотели сделать разноцветным, да нашли только синие фломастеры, ну мы с Борькой, – он подчеркнул «мы с Борькой», хотя было ясно, что он к этой затее только примазался, – разломали и стержнями красили. А этот, дурак не понял всей прелести, Борьку поцарапал и убежал.

      – Кому же понравится, когда тебя красят, да еще и в синий цвет, – тихо сказал Женька, посмотрев с пониманием, как оказалось, на – крашеного кота. Тили не обратил внимания на замечание и продолжал:

      – Жалко, Борька слинял баб провожать, а то бы сейчас судили его за когтеприкладство, – и хихикнул. Женька не реагировал на пьяный юмор, поглаживая кота в ногах. – Черт с ним. Пусть живет! Хотя нужно было бы с него высчитать, по прейскуранту, за покраску волосяного покрова! – и он опять заржал наигранным смехом, видно было, что над этими шутками уже давно отсмеялись, и он просто их повторял. Увидев, что Женька не реагирует на его юмор, Тили угрюмо рухнул на койку, напротив.

      – Сволочи вы, кот-то что вам сделал? – неожиданно для себя самого вдруг бросил Женька. Тили удивленно оторвал раскрасневшуюся физиономию от подушки.

      – Ты че, рехнулся? Тебе-то что не нравится? – и здесь вспомнилась стекляшка на Петроградской, игра в слова: нравится – не нравится, которая закончилась подлым ударом в спину.

      – Кретины вы! – оскорбление предназначалось сразу и тем двоим из стекляшки, и Тили с Борькой.

      От неслыханной до этого дерзости со стороны Женьки у Тили, видать, еще больше взыграло в захмелевшей голове, но он не из тех, кто сразу бросается с кулаками. Знает даже пьяным, что здесь ему без козырей, но обида вскипела. Сев, набычился, выискивая в кружившейся голове, чем бы ответить похлеще. Поводив тупым взглядом по комнате, вдруг заржал:

      – А я-то думаю, чего ты такой злой и чего по всей комнате пепел?! – Женька посмотрел на пол, потом на таз и тут только понял, что черного снега все же не бывает, как, оказывается, и синих котов. В тазу оставались лежать, не догоревшие полосатые уголочки авиаконвертов, их-то и заметил Тили.

      – Почтовый роман лейтенанта Шмидта закончился! – опять заорал Тили на всю комнату, привстав, наклонился к Женьке и издевающимся голосом прошипел:

      – Али, к-х, к-хи… рога тебе твоя любимая наставила?

      Как сорвался, не сразу понял. Тили рухнул меж коек и, тяжело дыша спиртным духом, не поднимаясь, пополз к двери, постанывая:

      – Гад, вот Борька вернется… вернется,