Ветер. Елена Крюкова

страна!

      Ее хребет проломлен сапогами.

      И во хрустальном зале ожиданья, где она,

      Зареванная, спит, где под ногами —

      Окурки, кошки, сироты, телег

      Ремни, и чемоданы, и корзины, —

      Кричу: останови, прерви сей Бег,

      Перевяжи, рассекнув, пуповину!

      Неужто не родимся никогда?!

      Неужто – по заклятью ли, обету —

      Одна осталась дикая беда:

      Лететь, бежать, чадить по белу свету?!

      Ползти ползком, и умирать ничком —

      На стритах-авеню, куда бежали,

      В морозной полночи меж Марсом и стожком,

      Куда Макар телят гонял едва ли…

      Беги, народ! Беги, покуда цел,

      Покуда жив – за всей жратвою нищей,

      За всеми песнями, что хрипло перепел

      Под звездной люстрою барака и кладбища!

      Беги – и в роддома и в детдома,

      Хватай, пока не поздно, пацаняток,

      Пока в безлюбье не скатил с ума,

      Не выстыл весь – от маковки до пяток!

      Кричу: останови!.. – Не удержать.

      Лишь крылья кацавеек отлетают…

      Беги, пока тебе дано бежать,

      Пока следы поземка заметает.

      И, прямо на меня, наперерез,

      Скривяся на табло, как бы от боли,

      Патлатая, баулы вперевес,

      Малой – на локте, старший – при подоле,

      Невидяще, задохнуто, темно,

      Опаздывая, плача, проклиная…

      Беги! Остановить не суждено.

      До пропасти.

      До счастия.

      До края.

      «Земля?!.. Вы кому расскажите…»

      Земля?!.. Вы кому расскажите.

      А воля?!.. – пропита дотла.

      В парче грязнобурые нити

      Двуглавого вышьют орла.

      А мы его ножичком вспорем

      И выпорем золото лет.

      А мы о Священном не спорим:

      Ведь нынче Священного нет.

      Ты можешь мне врать, завираться,

      Ладонь прижимать ко груди,

      Ночьми перемалывать Святцы,

      Молить и снега, и дожди!.. —

      Не верю. Ни слову не верю!

      Ни лику! Ни слезной скуле!

      Закрыты Небесные двери.

      Поземка метет по земле.

      КЛАДОВКА

      …Старый граф Борис Иваныч,

      гриб ты, высохший на нитке

      Длинной жизни, – дай мне на ночь

      поглядеть твои открытки.

      Буквой «ЯТЬ» и буквой «ФИТА»

      запряженные кареты —

      У Царицы грудь открыта,

      Солнцем веера согреты…

      Царский выезд на охоту…

      Царских дочек одеянья —

      Перед тем тифозным годом,

      где – стрельба и подаянье…

      Мать твоя в Стамбул сбежала —

      гроздьями свисали люди

      С Корабля Всея Державы,

      чьи набухли кровью груди…

      Беспризорник, вензель в ложке

      краденой, штрафная рота, —

      Что, старик, глядишь сторожко

      в ночь, как бы зовешь кого-то?!

      Царских дочек расстреляли.

      И Царицу